А он, не понимая опасности, мирно ведет носом в их сторону.

— Прекратите! — я стараюсь говорить громко и спокойно, очень убедительно, хотя, ни спокойствия, ни уверенности в себе не чувствую. Только ужас.

Они сейчас выстрелят же! — Он с чипом. На него охотиться нельзя.

Но меня не слышат!

— Глянь, какой жирный!

Глаза у охотников блестят возбужденно.

— Шерсть хорошая.

— Прекратите же! — пытаюсь вмешаться я, сбегая с крыльца, чтоб встать между охотниками и Кешей.

Это очень опасно, потому что Кеша, хоть и совершенно ручной, но все же хищник, и спиной к нему вставать — крайне неправильно.

Но в этот момент я не могу придумать ничего иного.

Мужики, очевидно, совершенно меня не слышат, им плевать на то, что я тут пытаюсь пищать, они поглощены азартом.

У них — мелкашки, выстрелят — разозлят только! Неужели не понимают, что в первую очередь для них же опасно? Не знают повадки медведей?

И вообще, как они смеют в Кешу моего целиться?

Кешу отгонять тоже бесполезно, он ручной, но не дрессированный. Не прикажешь, как собаке, чтоб ушел.

— У вас разрешение есть на охоту на медведя? — пытаюсь я все же воззвать к разуму мужиков, — путевка?

— Если завалим, то потом Вовчик нам задним числом все сделает, — говорит один второму, продолжая не обращать на меня внимание.

— Вы меня слышите?

Кеша, переваливаясь, идет к мужикам.

Он не боится, он не знает, что людей надо бояться. У нас тут не бывает посторонних, охотничьи угодья — дальше, и там никогда без деда и его помощников не охотятся. Тем более, на крупную дичь.

Мужики одновременно щелкают затворами, целятся.

И стреляют.

Я не успеваю добежать!

Выстрелы неожиданно громкие, но даже их с легкостью перекрывает рев Кеши.

Он сначала встает на две лапы, угрожая, а после…

Падает на четыре и устремляется к охотникам с такой скоростью, что они даже не успевают снова вскинуть ружья.

Стоят, смотрят на Кешу, словно не веря в то, что видят.

Дураки!

Я вижу, что Кеша ранен, но даже если бы и серьезно, медведя выстрелом из мелкашки не убить! Только разозлили!

— Бегите! — кричу я, понимая, что сейчас будет жесть, — бегите, дебилы! На дерево!

Чуть в стороне у нас растет здоровенный дуб. Он высокий, но не толстый, Кеша сразу вот так не залезет, он, все же, крупноватый, тяжелозадый.

Хотя, вон, как шустро бежит.

Я-то знаю, что медведи — вообще не няшки, и просто выглядят увальнями, а в лесу от него не сбежать. Разве что на дерево влезть, причем, такое, чтоб медведь не смог забраться следом. И то, он будет сидеть под деревом и ждать. Правда, не так уперто, как, например, кабан, который может караулить до последнего свою жертву. Изматывать, ожидая, пока та сама свалится ему под копыта.

Но все равно достаточно долго. Медведи — звери злопамятные…

А тут еще и обидели.

Дураки какие! Говорила же!

Кешу фиг остановишь сейчас, но я все равно пытаюсь.

Кричу, зову его, но бесполезно.

Одно радует, мужики все-таки довольно шустрые и залезают на дерево быстрее, чем Кеша успевает до них добраться.

Ружья свои они бросили, дураки. Сразу понятно, что в армии не служили, а, если служили, то не там, где дают винтовку подержать не только на стрельбище.

И теперь с дикими глазами жмутся друг к другу, стараясь держаться подальше от бушующего внизу Кеши.

Он, кстати, пытается цепляться за ствол. Злющий же!

Сейчас подтянется и и доберется… И тогда кровища тут будет.

— Кеша! Кеша! — зову я его, — иди сюда, мальчик, иди, мой хороший! Я тебе яблочко дам. Хочешь яблочко?

Кеша отлично различает некоторые слова. И название любимого лакомства улавливает сходу.

Правда, тормозит не сразу, раздумывает, рычит, фыркает, ведет огромной башкой, пытаясь обнюхать раненую лапу.

Набираю яблок со стола под навесом, дед как раз разложил дозревать, прихватываю сайгу за ремень на плечо и иду к Кеше.

Аккуратно, само собой, постоянно ласково говоря с ним, упрашивая успокоиться.

Мужики с дерева наблюдают за этим с дурными глазами совершенно. Только бы хрени не наделали сейчас!

— Не дай бог шевельнетесь, — не меняя тона, ласково-ласково говорю я им, — Кеша догонит и задерет. Сидите там и не дергайтесь.

— Девочка, стреляй в него, — говорит один из мужиков, явно лидер по отсутствию мозгов.