– Они тут не обитают, – покачал головой Сильвестров. – Наверное, случайно забрел. Пойдем. Поставим лагерь, разожжем костер – к огню они не подойдут.

– Я думала, мы пойдем дальше.

– Я тоже.

– Извини, что тебе приходится все время менять из-за меня свои планы.

– Ты ни при чем, что в лесу объявился медвежонок. Успокойся.

– Господи, Архип… Ты все-таки такой… Дикий. Если хочешь знать, «успокойся» – это последнее, что надо говорить распсиховавшейся женщине. Где там наши вещи?

Я закипела, сама не понимая, что стало последней каплей. Пыталась помочь, чтобы прийти в себя, но очень быстро поняла, что больше мешаю, и взялась разводить огонь. На ужин у нас была пакетированная гречка с тушенкой. Ничего вкуснее я давно не ела. Вот если бы еще не оглядываться каждый раз, как пугливая курица! Но кто бы на моем месте этого не делал? Мы повстречались с диким медведем! Медведем, господи Иисусе! А если бы Сильвестров меня не спас? Я бы в жизни не додумалась, что, оказывается, медведь близорук, а потому напугать его – раз плюнуть. Ну, или, может, не раз, но нам удалось.

– Постоишь на стреме? Я в кустики.

Просить было неловко, но страх оказался сильнее. Сам Архип уже пару раз отлучался поливать елки. А я и так терпела до последнего.

– Ага.

Поскольку поход был совсем коротким, бани он не подразумевал. Но мы все-таки привели себя в порядок при помощи одноразовых пластинок мыла и нагретой на костре воды. Архип бросил в нее каких–то травок, отчего она была такой… успокаивающе-душистой. Я наслаждалась, наспех обмываясь. И все сильнее горела, чувствуя его взгляд. Обернулась – так и есть. Сильвестров, не таясь, на меня пялился, стоя на краю лагеря.

– Пойдем, – просипел. – А то закат пропустишь.

Заход солнца мы смотрели, сидя на высоком валуне. Я притащила спальник. Раскрыла его и, накинув на нас, довольно бесцеремонно напросилась в его объятия. Не знаю, что чувствовал Архип, опустив подбородок мне на макушку, а я ощущала покой и благоговение. Закат был прекрасен. Будто природа решила сделать нам напоследок королевский подарок.

Может, ему тоже было… не так плохо со мной?

– А страшилки будут? – спросила я, когда последние лучи солнца растаяли на горизонте.

– Страшилки?

– В темном, темном лесу, была темная, темная избушка… – страшным голосом начала я, пошевелив в темноте пальцами.

– Пойдем лучше чая выпьем. Наверное, уже настоялся.

Чай – это тоже хорошо. Если не думать о том, что после него захочется опять в кустики.

– Знаешь что?

– М-м-м?

– Я, наверное, какая-то неправильная горожанка.

– Почему?

– Потому что мне нравится наш поход.

– Он короткий. Ты просто не успела устать.

– А ты обычно надолго уходишь?

– У меня Зойка. Нет.

– А ее ты не берешь?

– Бывает. Если просится.

– А ее мать? – ляпнула я и только тогда вспомнила слова Надежды Дмитриевны о том, что как раз от нее Архип и сбегал в лес.

– Нет. Она этого всего не любила.

– Не любила походы, не любила трахаться… На почве чего вы вообще сошлись? – возмутилась я. Не зная этой женщины, я уже конкретно так ее недолюбливала.

– Даша…

– Да молчу я! Ладно, ты идешь спать?

– Рисовать и выставляться я начал рано. До поры до времени – это была моя единственная страсть. – Архип провел пальцами по моей спине, но когда я в полном шоке от того, что он заговорил, попыталась отстраниться, дабы заглянуть ему в глаза, не позволил, плотно фиксируя у себя на груди мою голову. – Угадай, когда я потерял девственность? – ошарашил меня вопросом.

– В смысле – во сколько лет? Ну-у-у… В восемнадцать? – предположила я самый поздний, как мне кажется, для любого парня возраст.

– В двадцать пять.

– Офигеть. И что, тебе… до этого вообще не хотелось?

– Нет.

Я замолкла, честно не очень понимая, что на это сказать. А потом как поняла!

– Это потому что ты невольно сублимировал сексуальную энергию в творчество! – выпалила я, до ужаса довольная собой. И тем, что он посчитал для себя возможным мне открыться.

– Думаешь?

– Да конечно!

Мы замолчали. Я не торопила дальнейший разговор, давая ему возможность решить – хочет ли он того. Архип водил по моей спине пальцами, за стенами палатки неприветливо ухали ночные птицы и кто-то скребся. Если честно, будь я здесь одна, уже бы обделалась от страха, но с Сильвестровым страшно не было.