— О, какие люди! Вашблгродь, сколько лет, сколько зим!

К сожалению, нисколько, кряхтел сконфуженный советник Е, пытаясь выпутаться из их назойливых объятий.

— А-а, посланник тоже тут! Сидите-сидите, не вставайте!

Беспокойная волна размахивающих рук и шаркающих ног метнулась к посланникам, на секунду разделившись, чтобы снова слиться воедино. Если Да-Чжан и Лао-Чжан вели себя подобно фермионам, не желая находиться в одном и том же квантовом состоянии в точности согласно принципу исключения Паули, то мичмана Златовичи больше походили на бозоны, вдвоём занимая всегда исключительно одно и то же положение в пространстве — то, где им было ловчее всего расположиться. Вот и сейчас оба уже схватили по бокалу из раздатчика и, вальяжно развалясь подле морщащихся посланников, тотчас занялись тем единственным, что умели — настойчиво заполнять собой всё свободное информационное пространство.

Спустя буквально пару минут собравшиеся уже были доподлинно осведомлены, чем мичмана Златовичи сегодня позавтракали, чем похмелились и насколько качественно сходили на гальюн. Тут советник Е даже подхихикнул, мысленно представив, как только эти двое умудряются посещать отхожие места, ведь делать это порознь для них представлялось делом совершенно невозможным. Их знаменитая драка, за которую мичмана поперву и загремели в карцер, собственно в гальюне и произошла. К счастью для обеспокоенных за целостность станции Кабесиньи и Риохи, на этом эпизоде всяческая контроверсия между Златовичами и закончилась. Началось ровно обратное. Мичмана не только поминутно целовались друг с другом в дёсны, но ещё и норовили начать дополнительно брататься со всеми встречными.

К вящему удовольствию советника Е, на фоне могутных статей двух посланников, его скромная особа мичманов интересовала не очень. Вот и сейчас, дружно высосав стаканы и шумно отрыгнув, капитаны «трёх шестёрок» сели на своего любимого конька — принялись тиранить посланников Чжанов насчёт главного вопроса жизни, вселенной и всего прочего, а именно, какого космачьего чёрта их всех, всё-таки, оказалось по двое:

— Посланники, вы такие важные — страсть, но вот скажите, как теперь порешать, кто из вас теперь есть самый главный? — говорили они всегда нестройным хором, чем дополнительно раздражали.

Да-Чжан и Лао-Чжан только фыркнули в ответ.

— Главный тот, что настоящий! — это, разумеется, ответствовал, воздев указательный палец горе, Да-Чжан.

— Запрос на Эру покажет, кто есть кто! — Лао-Чжан всегда оказывался чуть рассудительней.

— А если не покажет?

— Не может такого быть, анализ эпигенома не врёт!

— Никто и никогда не сможет подделать тканевый анализ!

— А вдруг? Нет, ну а вдруг, как вы, важные господа, будете промеж собой разбираться?

Чжаны только отвернулись, не желая отвечать на подобный вздор. Да уж, минутой ранее они уже в явном виде продемонстрировали, как будут выходить из ситуации — таская друг дружку за патлы. Впрочем, советнику Е хватило ума не произносить этого вслух.

— А мы думаем так. Вам, против всего, следует немедленно вызвать друг дружку на дуэль, ежели кто победит — тот и главный. Мы вот ровно так и сделали! С тех же пор промеж нас самая благодать, мир-дружба и есть.

Лао-Чжан лишь презрительно смерил мичманов взглядом и не стал столь лестное предложение комментировать, а вот Да-Чжан неожиданно заинтересовался:

— И как?

— Что «как»? — не поняли Златовичи.

— Как результат дуэли?

— А боевая ничья! — обрадованно ответствовали мичмана, для верности подтвердив это сообщение совместным ударом ладонями, поднятыми над головой. — Стало быть, оба мы суть настоящие!

Лао-Чжан аж зубами заскрипел от злости в ответ на такое, в то время как Да-Чжан, напротив, следил за ними пристально, как будто что-то задумав.

— И в какой же форме вы, простите, дуэлировали?

— В обычной, вот этой!

Златовичи с готовностью продемонстрировали надетые на них галифе и будто потравленные кислотой, покрытые бесформенными бурыми пятнами рабочие куртки.

— Я не о форме одежды. Я про форму дуэли.

— А-а, — протянули доходчивые мичмана, — так это просто. Кто кого на руках сборет!

Тут же бросившись воспроизводить процесс предметно. И правда, как ни старались оба-два, упёртые в стол локти не желали поддаваться их усилиям. Разве что и без того багровые лица краснели всё больше. Наконец, мичмана выдохнули и расцепились. Действительно, боевая ничья.

— И что же этот ваш пример доказывает, простите?

— Да ничего особенного, что драться нет смысла, надо дружить.

Советник Е при прочих обстоятельствах мог бы такие выводы из сложившейся ситуации только поприветствовать, если бы это сказала не буйная орава, терроризирующая всю станцию своим дурным оптимизмом. Выслать бы их на Эру для опытов, да начальство не велит. Посланники оба были строго против того, чтобы кто-либо из двух экипажей покидал пределы «Тсурифы-6», как они выражались, «до выяснения». Проще говоря, оба они синхронно опасались, что выбравшиеся на свободу могли как-то драматически повлиять на терзавший их вопрос первородства, и потому предпочитали не выпускать контроль из рук даже ценой дальнейших поношений со стороны общительных мичманов. Пока остальные члены команд обеих «трёх шестёрок» благополучно дремали по каютам — кто парами, а кто и поврозь — эти двое беспрестанно бродили по мятежной космической цитадели, при лучшем исходе скорым шагом попадая на гауптвахту, а в худшем случае — вот так приставая ко всем с разговорами.

Отвлёкшийся на собственные размышления Е Хуэй снова прислушался, что там у них творилось. А, ну да, всё то же:

— Мы вот думаем так. Ежели нас уже сталось двое, то и пускай, теперь мы, стало быть, вдвое умнее будем!

Вот в последнем советник Е вовсе не был бы так уж уверен. На вид задвоенные капитаны стали вдвое нахальнее и вдвое надоедливее. А вот насчёт ума — скорее наоборот, их и без того не запредельно интеллектуальные мозги будто поделили теперь между двоими Златовичами, настолько несусветную ересь они подчас несли. Вот и сейчас: