— Где он сейчас?

— Дык понятно, где, — хмыкает дедушка, — у Жучка спит в будке.

— А Жучок? — я припоминаю, что не видела вчера дедового пса, огромного мохнатого людоеда, дикой помеси непонятной, но, определенно, людоедской породы и волка.

— А он умотал, скотина, еще дня три тому, — дедушка с досадой машет рукой, — сучку, небось, течную учуял и рванул. Теперь, пока не успокоится, не вернется. Скоро уже должен, кстати. Нам тут надо на обход, а то сорока принесла, что неподалеку видели джип охотничий… С номерами чужими. Опять, наверно, твари приперлись. Глянуть требуется.

Хмурюсь.

Вечная эта война деда с браконьерами пугает, если честно.

Хотя, в последние годы все поутихло, потому что и местные, и не совсем местные знают, что дедушка никого в свои угодья не пустит.

И без разницы ему на регалии гостей и прочее.

Выследит и накажет.

Но все равно, переживательно очень. Учитывая, что он тут один теперь…

— Дедуль… — начинаю я, но он меня прерывает, машет рукой.

— Все хорошо, Олька, не волнуйся. Говорили, что на границе видели. Может, кто из приезжих, кто не знает меня… Жучок вернется, сходим, поглядим.

— Осторожней…

— Да как обычно, — дедушка тянется, неожиданно гладит меня по голове, — взрослая стала. На бабушку похожа очень. Та тоже была такая… Мелкая, а душу вынимала глазищами своими… Я, как вернулся, глянул разок — и все… Все забыл, все законы свои кинул. Жизнь ради нее перевернул. А она… Обманула.

— Дедушка… Ну, она же не виновата, — шепчу я, а на глаза слезы наворачиваются. Бабушка покинула нас давно, а у деда до сих пор глаза блестят, когда вспоминает.

— Виновата, — отворачивается он к окну, чтоб я не видела минуту его слабости, — виновата! Обещала, что не уйдет первая! Что вместе! А сама…

— Дедушка, не надо! — я вскакиваю, обнимаю его, и снова слезы льются, никак не могу проконтролировать их, да что же такое? — Она смотрит на нас, веришь? Я иногда чувствую… Помогает…

— Еще бы она внучке родной не помогала, — бормочет дед. Замолкает, а затем выдыхает, похлопав меня по ладоням, — все, ну все… Разнюнилась тут… И я еще, дурак… Просто не видел тебя давно, соскучился. А тут глянул… Вылитая Анечка моя… Резануло чего-то прямо… Старый стал. Совсем, совсем старый…

— Вообще не старый, — сквозь слезы улыбаюсь я, — тетя Марина-то все ходит… Не вышла ведь замуж?

— Не вышла. Говорил я ей, нечего ходить… Сколько мужиков зовут.

— А ей не надо никого, может… Кроме тебя.

— Сказала тоже… Все, не дело это. Ты дите еще маленькое, обсуждать такое!

— Я большая уже, дед.

— Большая… — ворчит он, — иди, вон, соберись, доедь до Маринки-то. Она говорила, подарок тебе приготовила. И вообще, спрашивала о тебе все время. Сгоняй, она рада будет.

Киваю, собираюсь скоренько.

Тетя Марина, моложавая, веселая, яркая казачка с невероятно острым языком и лукавым взглядом, очень сильно напоминающая ту актрису, что играла в старом фильме “Тихий Дон”. Мы с ней дружим, и я тоже буду рада с ней поболтать. А еще… Ей я могу рассказать то, что никогда не решусь открыть дедушке.

Старый дедов мотоцикл в идеальном состоянии, я выгоняю его из сараюшки, сажусь, повязываю на лицо платок, цепляю на голову шлем.

И улыбаюсь.

Все хорошо будет.

Сейчас погоню по привычной дороге, мимо знакомых с детства мест. Заеду на кладбище, поздороваюсь с мамой и папой. И с бабушкой тоже.

Мне грустно, но грусть эта — светлая.

Потому что родное место, место силы, самое настоящее. Оно лечит.

Оно меня вылечит.

И, в самом деле, силы даст.

Да, я, наверно, совершила ошибку и не знаю, как ее исправить, что сделать.

Но я буду думать, спрашивать себя и тех, кто смотрит на меня с небес. Буду разговаривать с теми, кто меня любит просто так, безусловно, потому я есть. Буду гонять по этой дороге, есть любимую еду, гулять по родному лесу.

И все, в итоге, сложится так, как надо.

— Спасибо, звони, если чего надо будет, — я прощаюсь с Серегой, парнем, который докинул меня до Краснодара, верней, до вокзала, захлопываю дверцу машины и непроизвольно потягиваюсь.

Охереть, какие неудобные сиденья в машине! Я и не думал, что такие дубовые бывают! Ощущение, что весь зад в блин превратился, мать его!

Оглядываюсь по сторонам, прикидывая, где тут туалет, а потом — хоть какая-то кафешка. Или ларек. Или еще чего. За практически двое суток пути я стал совершенно неприхотливым к жрачке. Придорожные забегаловки, бургерные в городишках, хот-доги в мини-кафешках на заправках… Все это, оказывается, вкусно! Я заценил и даже чуток привык.

Ну, и ценный опыт получил, само собой.