Шрифт:
Вот и выходит, что двух старших Симоновых побеспокоят только в крайнем случае… Понятно, что мой побег — это тот самый, крайний, но наверняка Богдаха попытается с проблемой справиться самостоятельно.
Короче, фора у меня есть!
И это супер!
В новом телефоне, с новой симкой, купленной из-под полы на рынке в центре города, я качаю приложение для попутчиков.
Слышал краем уха когда-то, что такая тема есть.
Пацаны терли, что кто-то так чуть ли не до самого Сочи доехал.
Вот и проверим.
На том же рынке купил себе куртку, обычную, красную, максимально стремную и приметную. Чтоб смотрели на нее, а не на меня.
И теперь стою, выискивая в прилоге машину до следующего по пути города, весь такой собой довольный.
Не просто так мимо меня та поездка в поезде прошла, нет! И жизнь с Птичкой моей тоже свой отпечаток оставила.
Я себя теперь вообще по-другому как-то ощущаю.
Раньше я и не знал, что есть такое место: рынок… А теперь спокойно все там нашел и купил. И даже торговался! Птичка моя охеренно торговаться умеет, когда мы ходили с ней на рынок в нашем городе, я прямо заслушивался.
И вот теперь сам попробовал. Прикольно получилось!
Обновляю прилогу… И глазам не верю!
Есть машина! До Краснодара прямо! Нихерашечки!
Вот это везунок я!
Это ведь все не просто так! Это мне судьба знак подает! Значит, правильно все делаю, да!
Птичка моя домой приедет только завтра вечером, потому как до дедова домика еще пилить ей.
Я на карте смотрел, там далеко, и места дикие.
И, вероятно, я даже быстрее нее приеду!
Или одновременно!
Или… Или на вокзале поймаю! Прямо с поезда! И увезу обратно, блин.
Пока договариваюсь с водилой, пересчитываю бабло, перекусываю левым пирожком в местной шаурмичной, проходит время.
Хожу я везде, наклонив голову, потому как уверен, что все камеры, какие есть в этом и соседних городах, нацелены на мою рожу.
Но тут не везде камеры! Провинция! И это отлично.
Вообще, меня переполняет такое дурное ощущение кайфа, как будто хлопнул шампанского или чего покрепче, с пузырьками, забористого, и теперь не хожу, а летаю. И чувствую себя по меньшей мере богом.
Все могу, все умею, все получится!
Я найду свою Птичку, посмотрю в ее глаза… И скажу… Чего-нибудь скажу. Обязательно.
Например: “Какого хрена, Птичка?”
Или нет…
“Я за тобой, Птичка, поехали обратно”
Нет…
Не то все! Не то!
Знаю!
Знаю, как скажу!
Я скажу: “Привет, Птичка моя. Я за тобой. Я понял, что нифига без тебя не получается. Прости меня, я был дурак. Я никого, кроме тебя, не вижу, веришь? Поверь мне, пожалуйста. И поехали уже домой”.
Да.
Так будет правильно.
Сказал бы мне кто пару месяцев назад, что я такое могу девочке задвинуть, я бы только поржал. Или, может, по морде дал бы…
Потому что Симоновы нифига не просят. И прощения тоже не просят.
Симоновы тупо забирают свое, не спрашивая.
Вот только проблема в том, что эта практика, как выяснилось, ни к чему хорошему не приводит, когда речь идет о женщинах. О тех женщинах, которые душу забрали. Мой отец это понял только на пятидесятом году жизни. Мой брат — на тридцатнике. А я — в девятнадцать. Нормально.
Может, наши дети вообще такой тупизны в отношениях с женщинами, любимыми женщинами, допускать не будут. Мы же, оказывается, обучаемые…
По крайней мере, я надеюсь, у моих детей и у детей Сандра будет перед глазами хороший пример. Не такой, какой был у нас.
Я все для этого сделаю.
Потому что очень больно это: терять себя. Душу свою. Жизнь свою. И еще больнее: спустя многие годы только это осознавать, как у отца случилось.
Нет уж!
У нас с Сандром другой путь! Он уже свои выводы сделал. И я — тоже.
Потому и еду.
По-другому не могу. И не хочу.
Главное, слова теперь выучить и не лажануть перед Птичкой моей.
39. Оля. Удивительное
— Не нравится мне эта твоя затея… — дедушка подпихивает мне тарелку с бутербродом, с толстым слоем масла и медом, который ему регулярно привозят с местной пасеки, — худая стала, кожа да кости. И глаза больные. Нечего в этом городе делать, вот что я тебе скажу. Сиди здесь. Или давай к Краснодар езжай. Все ближе.