Я встал у решетчатой двери ведущей в трубу лифта. Он неспешный, если с самого верха, то будет ползти вниз минуты три-четыре.

Да, я нервничал. Меня смущали разобранные стены и пятна крови в медотсеке. Похоже, там кому-то оказывали помощь, прежде чем начать разбирать стены.

Но убегать я пока не готов.

Для чего они ковырялись в переборках?

Я вдруг вздрогнул, вспомнив какой-то фантастический фильм. Там на космический корабль пробралась злобная инопланетная тварь и принялась лазить в таких вот простенках и вентиляционных колодцах. Может экипаж искал подобную нечисть?

Тьфу, придёт же на ум такая глупость!

Если в стенах искали врага, то не стали бы снимать приборы!

…Передо мной вдруг что-то мелькнуло. Я вздрогнул.

Посмотрел вниз, на дно шахты.

Там расползалось большое тёмное пятно. Подсохшее, но не до конца. По пятну расходились круги — что-то в него упало.

Или капнуло.

Я запрокинул голову.

В лифтовой шахте шёл дождь. Неспешный, реденький дождик из тёмно-красных капель, вспыхивающих в лучах ламп.

Моё лицо скривилось помимо воли, подбородок задёргался, будто я был марионеткой, у которой перерезали ниточки. Я отшатнулся от шахты. Но корабль тормозил ровно, и сила инерции гнала кровавые капли по центру шахты, запачкаться мне не грозило.

— Мамочка! — закричал я, дитячество прорвалось во мне в полную силу, а может быть так заорал бы и взрослый Свят, глядя на кровавый дождь в лифтовой шахте на пустынном и мрачном космическом корабле. — Нет, нет!

А лифт продолжал спускаться.

Человеческое тело лежало, скрючившись, на его решетчатом днище, запрокинутые вверх руки и ноги постукивали о стены шахты, а кровавый дождь шёл всё быстрее и быстрее, вспыхивая рубиновыми искрами как огни салюта.

Смерть мы видим часто. Мы с ней близко знакомы, чего уж тут. И не только сами умираем и видим, как гибнут товарищи. Иногда и на базе в самой спокойной ситуации что-то случается: то скучающие учёные наглотаются дряни и сердце не выдержит, то спокойные обычно морпехи разругаются из-за разных взрослых глупостей и устроят самую натуральную дуэль на пистолетах, то техника подведёт — и погрузчик со всей дури прижмёт техника к стене взлётной палубы.

Космос, как напомнил мне в полёте искин, враждебен любой жизни. Не зря говорят, что мы рождены копошиться на поверхности каменных шаров, заботливо укрытые воздушным одеялом и щитом магнитосферы. Выбираться из колыбели приходится на свой страх и риск.

Так что не знаю, почему меня так потряс вид опускающегося лифта с неподвижным, истекающим кровью телом. Может в комплексе с искалеченным, полуразобранным кораблём? Или стук безвольных конечностей по прутьям шахты и блеск крови в лучах фонарей подействовал?

Когда человек умирает, тем более по-настоящему, насовсем, тело надо оставить в покое. Нельзя ему так валяться. Не знаю, почему, мы ведь больше, чем плоть, и то, что остаётся, когда сознание уходит, это просто органические вещества. Но ведь и врагов хоронят, верно? И даже с почестями.

Так что я стоял, сжимая кулачки и безумно злясь на то, что я такой маленький и слабый. Хотя будь я даже здоровенным и сильным как морской пехотинец, чем бы это помогло? Тут было двенадцать астронавтов и восемнадцать пассажиров, но они ведь явно не справились!

Лифт наконец-то дополз до меня и остановился. Я сделал шаг вперёд, морщась и разглядывая неподвижное тело.

У французских астронавтов, которые составляли большую часть экипажа «Гаргантюа», необычная форма. Она скорее похожа на морскую: короткие белые шорты, тельняшка с коротким рукавом и бескозырка со здоровенным красным помпоном на макушке. Как это ни странно для французов, но помпон не просто чтобы выделиться, он играет роль амортизатора: если приложишься куда-то башкой, то есть шанс отделаться испугом.

Но этому астронавту не повезло. Ударился он именно головой… хотя, скорее, его ударили, но по виску. Причём так сильно, что проломили череп. Из виска торчало донце какого-то цилиндрического прибора с обрывком провода, на нём медленно загорался и гас красный светодиод. Может при разборке корабля так получилось? Нет, вряд ли. На руках и ногах были кровоподтеки. Костяшки пальцев тоже сбиты и окровавлены. Он с кем-то дрался. А потом пропустил удар по голове и…

Я сглотнул и отвернулся. Хорошо, что я толком ничего не ел почти сутки.

Не могу же я его вытащить, а потом ехать в лифте как ни в чём не бывало.

Стоп. Вытащить придётся! Надо проверить, вдруг он всё-таки жив? Железяка в башке, литра два крови вылилось, но… Всякое бывает.

Взявшись за ноги астронавта (один ботинок у него слетел, пришлось хвататься за волосатые икры) я выправил их и поволок астронавта в коридор. Оттащил метра на два, оставляя на полу смазанный тёмный след. Присел, приложил пальцы к сонной артерии.

Ничегошеньки не чувствую.

Что ещё делают?