— Когда мамка умерла, я тоже сорок дней в доме не ночевала. Боялась, сама не знаю чего. Хотя кажется, вины у меня перед нею не было. И не только я вот так. Все мы покойников боимся, хоть и свои. То с самого детства так повелось, сколько себя помню.

— А я в могильнике ночевал. Куда было де­ваться. Хотя на кладбище, честно говоря, хо­лодно и жутковато,— признался человек.

— Я не из робких, но на погосте спать не смогу.

— Но вот беглецы спят. Им вовсе некуда де­ваться.

— Не спят они. Торопятся уйти подальше от зоны. Времени у них мало. Спешить станут. Им по избам бегать некогда. Они все заранее приготовили. Это по своему прошлому опыту знаю. Никто не пускается в бега, не подготовив­шись.

— Раз на раз не приходится,— не согласи­лась баба.

— Скажи, Аслан, ты шел в бега из зоны к се­мье?— спросила Варя.

— Я тогда еще не был женат. Убегал домой. Бабку очень любил. Скучал по ней. Она у меня мудрая и добрая женщина. Любила всю жизнь, сам не знаю за что.

— А жену любил?

— Бабуля посоветовала на ней жениться. Я, конечно, послушался и выполнил ее волю. У нас иначе нельзя. Вскоре привел в дом. Но, полюбить жену не получилось. Не повезло. Раз­ные мы с нею. С самого начала семья не состо­ялась. Ничего общего меж нами не было,— по­скучнел человек.

— А почему?

— Глупая она.

— Вы с нею живете?

— Нет. Давно разведены. Как только дочки подросли, я решил не тянуть время. С этим нельзя затягивать. Не стоило обманывать ни ее, ни себя. Вот так и сказал честно, что никогда не любил ее и жить с нею не смогу. Терпения боль­ше не хватило.

— Плохая хозяйка была? — спросила Варя.

— Даже не знаю, какая хозяйка. А вот как человек полная никчемность. Глупа до безобра­зия. Мы никогда не понимали друг друга, а по­тому живем врозь.

— А дети?

— Дочки приезжают ко мне. Они обе учатся в Москве. Там у них квартира. Вместе с мате­рью тусуются в своей трехкомнатной. Я в своем доме. Он у меня двухэтажный, нам с бабкой хватает. На тесноту не жалуемся. Бабуля пона­чалу ругала меня, потом поняла и смирилась, теперь согласилась и не обижается. Но обеща­ет, что семейные советы больше давать не бу­дет. Хотя внучек очень любит. Они взрослые девушки, а бабка все считает их малышками,— умолк Аслан.

— А жена к вам приезжает?

— Только летом, когда я разрешаю в сезон фруктов. Живем с нею на разных этажах, и я с нею не общаюсь.

— Она изменила?

— Нет. Если б изменила до развода, не име­ла бы ничего. Теперь, конечно, ее дело. Пусть живет, с кем хочет, мне она чужая.

— А помириться не получается?

— О том и разговора нет.

— Причина серьезная?

— Даже слишком! — привстал на локте, за­курил. Обмотался одеялом и заговорил:

— Я работаю в типографии цинкографом. По­лучаю неплохо. Но тогда я только устроился, проработал года три, и бывшая жена вздумала получать за меня зарплату. Можешь предста­вить, чтоб за кавказского человека деньги на работе получала баба. Я не был пьяницей, все и порядке и вдруг такой фортель. Где это вида­но? Уже большего оскорбления не придумать. И не стал затягивать, купил им квартиру и раз­велся.

— Она работает?

— Не знаю. Это меня не интересует. Я помогаю дочкам. Когда им нужны деньги, они звонят. А с тою мы не общаемся.

— Как же обходишься без хозяйки?

— У меня в доме командует бабулька и у нас с нею полное согласие и порядок. Если ты име­ешь в виду женщин, то с этим проблем нет. Я не кривой и не горбатый, спрос имеется хороший, я не жалуюсь. Бабья хватает, было бы жела­ние,— улыбался Аслан.