— Я тебя вытащу, — пообещал я от имени нас троих.

И снова стал складывать воедино то, что никогда не умело сочетаться — детский восторг, юношеский азарт и взрослую тоску. Складывал, уже понимая, что не получается, невозможно, меня на это не хватает.

Боря вошёл так тихо, что я его не услышал. Подошёл со спины, обнял меня за плечи и прошептал на ухо:

— Я с тобой.

Нет, я не слышал больше его мыслей, а он моих. Но что-то вытащило его ко мне, и я вдруг успокоился, разом. Всё то, что не могло соединиться, противилось и сопротивлялось, вдруг улеглось.

И сложилось воедино.

Разноцветные стеклянные шарики, которыми мы в детстве отмечали на трехмерных картах расположения спутников, намоленные вольфрамовые стержни пакетных зарядов «эрзэкашки», звёздочки с погон лётчиков ВКС — все они сцепились между собой, соединились в причудливый механизм.

У меня всё было, чтобы спасти Элю!

Ангел Кассиан не соврал.

Всё, что нужно, чтобы прийти в сознание, было ей дано — мне!

И я был рядом.

Я протянул руку и положил на прикрытую пижамой грудь. В этом больше не было ни детского любопытства, ни взрослой страсти, я просто знал, что должен делать.

Это было дано Седьмому, но странным образом пережило мою смерть и воскрешение.

— Эля, я возвращаю твою благодать, данную мне как щит и меч, — сказал я. — Спасибо. Вернись!

Я был на сто процентов уверен, что не переживу этого. Так считал Свят, а он повидал жизнь и не ждал от неё никаких подарков.

И я не удивился, когда рука моя безвольно расслабилась, а по телу расползлась слабость — будто на руке вскрылись все вены и вытекает кровь.

Под пижамой пискнули и затихли датчики, наклеенные на тело Эли. Ночник замерцал. Боря вскрикнул и его откинуло от меня, будто ударом тока.

А я сидел и смотрел, как на лице Эли задрожали веки, пока мои собственные глаза закрывались.

Бац!

По одной щеке.

И по второй!

Бац!

Я открыл глаза.

На койке теперь лежал я. А надо мной стояла Эля, занося руку для пощечины.

— Хватит, — попросил я.

— Говорил ведь, живой! — раздался радостный голос моего блудного альтера.

Эля наклонилась, вглядываясь мне в глаза. Она выглядела совершенно обычной, даже в зрачках у неё не было той засасывающей глубины, что у всех ангелов.

— Живой, — решила Эля. — Сердце бьётся. Инсульта нет. Сколько пальцев я показываю?

— Один, — ответил я. — И не надо этот палец использовать, обидно.

— Святослав Морозов, ты идиот? — спросила Эля.

Стало обидно. Я присел, прислонившись к стене, что удалось с трудом — тело пока оставалось ватным, и даже голова закружилась. Рядом с Элей сила тяжести тоже была высокой, земной.

— Почему идиот? Я тебя спас.

Она молчала, кусая губы. Боря стоял рядом, довольный и весёлый, словно ничего особенного не произошло.

— Ты вернул мне благодать.

— Да. Я подумал, что это тебя разбудит.

— Нельзя отдавать всё, — строго сказала она. — Ты мог стереть себя из мироздания! Я вовремя вмешалась.

— Ну извини, на небесах меня учили убивать, а не благодать распределять.

Выглядела она совершенно нормальной, здоровой и бодрой. Не удержавшись, я спросил:

— Что с тобой было? Почему ты вырубилась на Каллисто?

— Ошиблась, — неохотно сказала она. Мой взгляд невольно сползал к её животу, к полоске голой кожи между пижамной рубашкой и штанишками. У нормальных людей там пупок, но у Эли его не было. Интересно, почему так точно копируя человеческое тело, они не могут воссоздать пупок? Им это запрещено? И как врачам, которые осматривали Элю, объяснили эту особенность? Эля тем временем поймала мой взгляд и нахмурилась: — Чего ты смотришь?

— У тебя… — я замялся. — Живот гладкий. Без пупка.

— Конечно, я ведь не рождалась от человеческой женщины.

— Так в чём ты ошиблась?

Эля вздохнула и села на стул. Обняла Борю, который с готовностью и без малейшего стеснения к ней прижался.

— Я потянулась за силой, чтобы стереть исток зла. Тело, в котором я сейчас, самое простое из ангельских. А я попыталась призвать силу серафима.

— Тебя закоротило? — полюбопытствовал Боря. — Или предохранители сожгло?

— Ну вроде того. Пропустила сквозь себя слишком много благодати, тело могло погибнуть, вход был перекрыт, но на выход благодать ещё исходила, я вошла в режим сохранения. Слишком быстро всё произошло, я не успевала контролировать!

— Ты будто про компьютер какой-то говоришь, — осторожно произнёс я.

— Вам так понятнее. Человеческие языки…

— Знаю, несовершенные, Кассиэль уже ругался.

— Кассиэль, — она нахмурилась.

— Это плохо?

Эля пожала плечами и уклонилась от ответа.

— Я хочу есть. И пить. Можно?

В четыре часа утра база начинает просыпаться. Пилоты встают позже, но утренняя смена техников уже отправляется в ангары. Ну а умники и доктора вообще живут по какому-то своему графику.