Рональда Семур замолчала и хмуро уставилась на вдруг беспокойно заметавшуюся девочку. Когда мы в очередной раз сменили повязки, и я почистила раны Юны, оборотница чуть слышно прошептала:

— Я много слышала о тебе и вижу, что сердце у тебя незлое, поэтому хочу дать совет, — она пристально посмотрела в мои глаза; губы женщины неожиданно скривились, словно она сама себе удивлялась. — Если когда-нибудь князь закроет тебя в темнице, вспомни о слове, которое дал тебе мой племянник. Пусть твоим последним желанием будет увидеть его. А как увидишь, проси, чтобы спас.

Холодный пот прошиб меня насквозь. Женщина предупреждала о том, что, когда мы избавимся от черной смерти, князь не пощадит темных. Никакой благодарности не будет. Никакого улучшения положения темных — тем более.

К утру из ран Юны, наконец, перестала сочиться кровь вперемежку с черным отравленным гноем. Только радоваться было рано, потому что девочка уже почти не дышала, и я, с замиранием сердца, осторожно, по капле, делилась с малышкой светлой жизненной энергией, боясь переборщить, ведь тогда маленькое сердечко могло не выдержать и остановиться.

Ройдан, которого обрадовали новостью, снова заявился в комнату, насильно отправил тетку отдыхать, а сам остался и не сводил глаз с меня и дочери. Я же полностью сосредоточилась на малышке. Вернее, пыталась полностью сосредоточиться, потому что на задворках сознания голос Рональды Семур шептал: «Вроде, семья, а только жены не существовало для Ройдана. Да и других женщин тоже...»

В душе моей все переворачивалось, потому что после Ройдана Семура я тоже никого не смогла полюбить.

— Слава Богине Матери! Опасность миновала, мы победили черную смерть!

Я встретилась взглядом, полным радости и облегчения, с невероятно яркими мужскими глазами. Напряженное мужское лицо расслабилось, взгляд смягчился и наполнился безграничной благодарностью.

— Я должен тебе, Юна Элфор, — с чувством шепнул мужчина. — Проси все, что захочешь.

— Должен, — кивнула, не возражая. — Придет время, я напомню об этом.

Я потянулась к малышке, чтобы накрыть уставшую девочку легким одеялом, которое она тут же беспокойно скинула. Семур тоже потянулся к одеялу, и наши руки вдруг соприкоснулись.

Вздрогнули мы оба. Одинаково сильно. Одновременно. И на миг застыли. А потом мужчина уверенно накрыл своими ладонями мои кисти, и под его руководством мы вместе накрыли одеялом девочку.

Я попыталась убрать руки, но Ройдан не пустил, крепко сжав их. Его горячее дыхание опалило кожу, заставило вспыхнуть щеки.

— Не знаю, что со мной творится в последнее время. Только меня тянет к тебе. Не могу с собой бороться.

Внутренняя дрожь охватила тело, сердце испуганно встрепенулось и забилось гулко и рвано, оглушая меня.

Я все же смогла освободить кисти из хватки Семура, резко поднялась и сразу отступила от оборотня подальше. Мужчина обернулся, сощурил глаза и уставился на меня как-то непонятно — горячо и насмешливо одновременно. Вот только я совершенно тонко ощутила, что смеялся он явно над собой.

— Боишься меня? – спросил он хрипло и с досадой.

— Опасаюсь.

— Зря. Я не причиню тебе вреда.

— Сомневаюсь. — Я отступила к двери. — Я больше не нужна здесь. Позовите, пожалуйста, госпожу Семур, чтобы она осталась рядом с Юной.

— Ты проверяла мою тетку?

— Проверяла. Избавила ее от черной смерти. Как и некоторых ваших слуг, которые приносили еду и воду для нас.

— Спасибо.

Я просто кивнула, отводя взгляд от мужской фигуры, которая замерла, напоминая хищника перед прыжком. Искоса заметила, как Ройдан поднялся с кровати дочери одним плавным красивым движением и направился к двери. Отошла в сторону, а он распахнул ее и проговорил куда-то в коридор:

— Найдите госпожу Рональду! Скажите, что она срочно нужна Юне!

Оборотень закрыл дверь, обернулся и уставился на меня. Я же вновь подошла к кровати и сделала вид, что изучаю физическое состояние ребенка. Только о состоянии Юны Семур я уже все знала, а вот поведение мужчины меня очень сильно настораживало и беспокоило. А, кроме того, безумно волновало. До трясучки.

Его прикосновение...Напомнило разряд молнии. А ещё неожиданно согрело сердце, в груди стало горячо. Безумно не хотелось тогда убирать свои руки из-под его больших и теплых. И это напугало больше всего.