Я должна это досмотреть. Должна.

И я смотрела. Подыхая от отчаяния, ревности, обиды, но в конце осталась только злость.

Судорожно выдохнув, я прижала пальцы к вискам и закрыла глаза. Тем временем Тамара вскочила, налила мне воды и протянула стакан:

— Держи.

— Спасибо, — я сделала пару глотков и еще раз тяжело втянула воздух, и сказала: — фотографии ненастоящие.

Тома уставилась на меня, как на привидение.

— Ты так думаешь? Выглядят очень… натуралистично.

— Я уверена. Вот смотри, — промотав несколько кадров назад, я показала спину мужа, из-за которой кокетливо выглядывала белобрысая дрянь, — здесь под лопаткой нет родимого пятна. Может, он, конечно, пользуется тональником перед тем, как налево пойти, но это вряд ли.

Мы посмотрели еще несколько фотографий с такого ракурса, и ни на одной из них не было ни намека на родинку.

— Почему Кира этого не заметила?

— Наверное, с перепугу растерялась. Увидела отца, и все, поплыла. А еще, смотри, — я открыла другой снимок, на котором Глеб был лицом и всем тем, что ниже, на камеру. Только сам агрегат был прикрыт женской рукой, — прости за подробности, но вот тут должна быть татуировка с моим именем, а здесь небольшой шрам от операции. Ничего нет. Этих подробностей Кира точно не знала.

Тамара в сердцах выругалась:

— Да что же это за беспредел-то? Кому надо такой ерундой заниматься? Сидеть, фотки эти делать.

— Чего тут делать? — невесело хмыкнула я. — Зашел в нейронку, лица нужные добавил, и вперед. Добро пожаловать в мир прогресса.

— А как узнать, нейронка или нет?

— Ну, глаза там плывут… пальцы лишние растут…

И мы принялись рассматривать фотографии более тщательно на предмет подтверждения этой теории. Мне даже удалось абстрагироваться от мужниного лица на фоне чужой голой жопы. Просто повторяла себе, это ненастоящее, подделка, фейк. Но все равно тошно было от всего происходящего, от того, что детей задело, и от того, что в это вовлечены чужие люди.

— Вот! — воскликнула Тамара, указывая на переплетённые ноги любовников.

У Оленьки было семь пальцев на левой и три на правой. В сумме, конечно, десять, но расклад немного неправильный. У Глеба и вовсе вместо пальцев была нелепая розочка. Потом и глаза нашлись – один вверх, другой в сторону. Один сморщился, второй стек вниз.

— Хоть бы подправили, что ли, прежде чем другим пересылать.

— И не говори-ка.

Надсадный смех, сквозь слезы.

— И что теперь?

— Надо девочкам объяснить, что все это неправда, — сипло сказала я. — Чужой, злой розыгрыш.

— И написать заявление в полицию, — жестко добавила Тамара, — здесь статей уйма. Клевета, оскорбление чести и достоинства, растление малолетних. Когда шутника поймают – ему мало не покажется.

— Само собой.

Она абсолютно права. Время полумер прошло, надо брать эту суку и всех тех, кто ей помогает, за жабры и натягивать. Потому что их игры и уверенность во вседозволенности и безнаказанности уже перешла все границы.

— У меня муж в полиции работает и за дочь – любого порвет. Он как об этом дерьме узнает, — она кивнула на экран, — так всех на ноги поднимет. Так что этих уродов непременно найдут и по полной натянут.

Я даже моргнуть не успела, как она набрала своему мужу и сходу начала:

— Матвей, помощь нужна… Ты на громкой связи.

Мы рассказали о произошедшем, со всеми подробностями. Как она и предполагала, мужчина отнесся крайне жестко к этой ситуации:

— Я займусь. А вам надо написать заявления, чтобы официально дать ход делу. Может, есть какие-то догадки, кто это? Имена?

Конечно, при Тамаре я не стала говорить о беременной любовнице, просто спокойно ответила:

— О всех недоброжелателях сообщу следователю.

— Хорошо. Я вас жду!

Прежде чем отправляться в полицию, мы все-таки позвали девочек и снова показали им фотографии, предварительно прикрыв всякую срамоту черными квадратами. Оригиналы фотографий сохранили на флешку, как и само письмо с адресом.

— Это розыгрыш? — Кира подняла на меня глаза, в которых набухали слезы.

— Да, родная. Розыгрыш. Злой и бестактный. Мы будем разбираться с этим.

Она не выдержала и заревела. Надрывно и с явным облегчением. Я обнимала ее, гладила по голове, и с каждым мигом все сильнее заводилась. Меня переполняла ярость. Все сделаю, чтобы эта белобрысая шмара огребла по полной. Мясом наружу вывернусь, но она пожалеет о том дне, когда посмела сунуться в нашу семью.

Проревевшись, Кира отстранилась от меня и принялась растирать слезы по щекам.

— Держи, — Соня смущенно протянула ей салфетку, — и прости меня, пожалуйста.

— И ты меня.

К счастью, девочки помирились. И спустя пять минут уже сидели в комнате и возмущенно обсуждали проблемы кибербуллинга, и что бы они сделали, если бы нашли этих хулиганов. Они гадали, кто бы это мог быть? Кто-то из параллельного класса, или, может, из соседней школы? А может, противный мальчишка из двора?