От негодования ее трясло. Руки дрожали, а в груди так громко: бум, бум, Бум!

И ведь не шутил ни черта. Его старая карга точно заявление написала! Эта климактеричная грымза на что угодно пойдет, лишь бы у кормушки остаться! Сука старая. Можно подумать, с ее девкой что-то случилось от того, что картиночки посмотрела. Пусть просвещается, что между мужчиной и женщиной бывает по ночам. Подумаешь…

И все же ее пробрало.

Пробрало настолько, что металась по убогой съемной квартире из угла в угол, заламывала руки, дышала с трудом и надрывно.

Не шутил ведь Глеб…

Ни черта не шутил…

Страх накрывал все сильнее и сильнее. Несколько раз она порывалась позвонить подругам и выплеснуть все, что кипело внутри, но останавливалась

От Олеси толку нет – только гундеть будет, мол я предупреждала, я говорила…

Ирма «в домике» — у нее мужик серьезный, от чего хочешь, отмажет.

А Катьке как раз идея с фотографиями и принадлежала. И вдруг после этого звонка полиция решит, что Ольга побежала подельницу предупреждать? Что тогда? Штрафы, которые не с чего платить? Лишение свободы? Глеб ведь прав, беременность – это временное явление и не гарантирует постоянной неприкосновенности.

Щеки калило так сильно, что Ольга побежала умываться. Плескала ледяной водой в лицо, визжала, склонившись над раковиной, ревела от злости и обиды.

Почему все так?! Почему???

Потом кое-как успокоилась, посмотрела на свое измученное отражение и кивнула.

Решение было не простым. Дружба дружбой… но собственная шкура все-таки ближе.

Она оделась, сунула в сумку несчастные фотографии и, как есть, не накрашенная, бледная, с зареванными глазами отправилась в полицию. Не с повинной, а чтобы написать заявление, что ее тоже оклеветали.

Глава 16

Оля плакала.

Горько и безутешно.

Потому что все складывалось не так, как нужно. Абсолютно не так!

Восьмой месяц беременности, а у нее до сих пор не было мужчины, который бы сдувал с нее пылинки. Не было той квартиры, которую она присмотрела и в которую уже мысленно покупала самую шикарную мебель. Собственно говоря, и денег-то на эту шикарную мебель тоже не было. Как и машины, безлимитной карты, украшений и шмоток из последних коллекций.

Зато были Прохоровы – семья дебилов! Все без исключения, что этот геронтофил Глеб, что его в край охреневшая сука-жена. Дети дурацкие! Которые были ничем не лучше ее сына, но почему-то им Прохоров в задницу дул и был готов ради них мясом наружу вывернуться, а про ее ребенка и слышать не хотел.

Что еще было?

Два заявления в полицию. Одно от прохоровской карги, второе от мамаши той идиотки, через которую Катька фотографии пересылала.

Третье заявление, которое Ольге пришлось самой писать, чтобы отвести от себя подозрения. Надо было видеть, как нее смотрел следователь, когда она пожаловала в участок. В глазах никакого понимания, только подозрительность.

К счастью, у нее было реальное доказательство подлога. Фотографии были якобы сделаны этим летом, и на них женщина была плоской, как доска. Сама же Оленька была глубоко беременной, и ее восьмимесячное пузо было просто нереально не заметить. Хоть какой-то от него толк.

— Вы разве не видите? Кто-то пытается опорочить мое честное имя, — стонала она, сидя перед следователем.

Даже пришлось слезу пустить, чтобы тот поверил и проникся.

А мужик ушлым оказался. Все какие-то вопросы задавал, то так, то эдак. То прямо, то изподвыподверта.

Из-за него все еще больше пошло наперекосяк. Ольга шла в участок, намереваясь разыграть из себя наивную девочку, которая даже не догадывалась, кто бы мог ее так подставить, а в итоге получилось так, что полностью заложила Катьку.

Катька, на которую вышли в тот же день, этому факту, мягко говоря, не обрадовалась. А когда узнала, что подруга руку приложила к ее разоблачению, так и вовсе орала, как потерпевшая. Называла ее такими словами, что уши вяли. А Ольга что? Ольга ничего! Просто хотела прикрыть свою задницу. На фиг ей эти проблемы с полицией? Не она эти фотографии генерировала, не она этим дурам малолетним их отправляла.

Так что с нее взятки гладки. А то, что Катька ей помочь хотела – ну так никто ее за волосы не тащил и ни к чему не принуждал. Надо было самой оценивать риски и возможные последствия. Девочка взрослая, своя голова должна быть. Верно? Верно!

Почему-то это понимали не все.

Через день позвонила Инга и говорила с ней холодно и свысока:

— Ты зачем Катю подставила?

— Она сама себя подставила. Я тут ни при чем.

— Ты написала заявление!

— Что оставалось делать? Ждать, когда ко мне завалится полиция? В конце концов, не я эту фигню делала! — Ольга тоже начала злиться.