– А у вас с Джекобом есть секреты от Лу?

Я опять кивнул.

– Так почему же ты не можешь поверить в то, что и у Джекоба с Лу тоже есть секреты от нас?

Я не знал, что ей ответить.

Поздно вечером, около одиннадцати, из далекого Майами позвонила Милли, мачеха Сары. Родители Сары, так же как и мои, оба умерли. Мать – когда Сара была еще очень юной, а отец – вскоре после нашей свадьбы.

Милли вошла в их семью, когда Сара была еще подростком, но они так никогда и не стали близки. В последний раз они виделись на похоронах моего тестя. Раз в месяц они беседовали по телефону: впрочем, эти разговоры были, скорее, ритуалом, данью семейной традиции, а вовсе не вызваны желанием услышать друг друга.

Сара выросла в южном Огайо, на самой границе со штатом Кентукки. Милли работала сиделкой в больнице, где медленно умирала от лейкемии мать Сары. Там-то она и познакомилась с ее отцом, своим будущим мужем. Милли была родом из Западной Вирджинии и, даже прожив целых десять лет в Майами, не избавилась от легкого южного акцента, который Сара тут же подхватывала от нее, стоило им пуститься в разговор.

Их беседы по телефону были, по сути, длинными монологами: Милли с манерной медлительностью рассказывала светские новости, плакалась по поводу того, что ветшает Майами вообще и ее жилой комплекс в частности, а заканчивала свое повествование неизменной парой анекдотов из жизни отца Сары. Сара же говорила о своей беременности, обо мне и холодной погоде, что стоит в наших краях, пересказывала то, что прочитала недавно в газетах или видела по телевизору. Они никогда не задавали друг другу вопросов, поскольку ответы их не интересовали. Монолог каждой длился минут двадцать, потом, словно у них был заранее согласован лимит времени, женщины прощались и вешали трубки.

В тот вечер Милли позвонила, когда мы уже ложились спать. Догадавшись, кто звонит, я шепнул Саре, что спущусь вниз перекусить. Я не любил находиться в комнате, когда она говорила по телефону: у меня появлялось неприятное ощущение, что я подслушиваю.

На кухне я налил себе молока и сделал сандвич с сыром. Ел я стоя, в темноте. Из бокового окна хорошо просматривался соседский дом, что находился ярдах в десяти от нашего и был точной его копией. В спальне хозяина работал телевизор, в стекле отражались его голубоватые блики.

Я еще какое-то время постоял в темноте, дожевывая сандвич и прокручивая в памяти недавний разговор с Сарой. Что и говорить, ее спокойная реакция на мое признание принесла мне невероятное облегчение. Я боялся, что мой поступок испугает ее и она сочтет меня за психопата, но ничего подобного не произошло. Теперь я окончательно убедился в том, что этого и не должно было произойти и я по-прежнему остаюсь добропорядочным гражданином, несмотря на совершенное преступление. И, что особенно важно, так же считала и Сара. В нашей совместной жизни было слишком много хорошего, и это перевешивало любые аномалии. Разумеется, первоначальной реакцией Сары был шок – я это видел; в ее лице промелькнули страх и отвращение, но в считанные секунды она совладала с эмоциями, прагматизм взял в ней верх, примирив с неизбежностью случившегося. «Что сделано – то сделано», – единственное, что она сказала и тут же, будто забыв о происшедшем как о малозначимом событии, мысленно устремилась в будущее. Теперь ее волновала практическая сторона дела: знает ли Джекоб об убийстве и как это может повлиять на наши отношения с ним и Лу. Она была хладнокровна и непоколебима. Скала. Я вдруг понял: если что и случится, именно Сара подскажет нам выход.

В окне напротив выключили телевизор, и дом погрузился в темноту. Я поставил пустой стакан в раковину.

Проходя по коридору, я заметил, что дверь в столовую приоткрыта. Я щелкнул выключателем и заглянул вовнутрь. На деревянном столе были разложены какие-то бумаги, журналы, брошюры.

Сверху доносился голос Сары – она все еще говорила по телефону. Голос был мягкий, приглушенный, и казалось, будто она разговаривает сама с собой. Я распахнул дверь и вошел в столовую.

Нерешительно, словно опасаясь, что Сара может услышать, я подошел к столу. Беглым взглядом окинул его поверхность. Здесь были всевозможные туристические брошюры – штук тридцать, а может, и больше, – с обложек которых улыбались загорелые женщины в ярких бикини, счастливые семейные пары на лыжах или верхом на лошадях, мужчины на теннисных кортах и площадках для гольфа; пестрели экзотическими яствами накрытые столы. «Добро пожаловать в Белиз!» – зазывали броские заголовки. «Париж весной!», «Крит, остров богов!», «Присоединяйтесь к нам в круизе по Тихому!», «Непал – здесь остановилось время!» И все это блестело, переливалось, расточало улыбки, в глазах рябило от обилия восклицательных знаков. Журналы – «Конде наст трэвелер», «Айлэндз», «Карибиан», «Зе Глоубтроттерз компанион» – мало чем отличались от брошюр, разве что объемом.

Чуть в сторонке лежал раскрытый блокнот с пометками, сделанными рукой Сары. Я прочел надпись: «Путешествия», что стояла на верху страницы. Под ней шло перечисление городов и стран, все они были строго пронумерованы – видимо, в порядке предпочтения. Первым в списке значился Рим, второй – Австралия. На обороте страницы был еще один перечень, озаглавленный «Что нужно освоить». Сюда вошли плавание, горные лыжи, подводное плавание, верховая езда. Перечень был очень длинный и занимал всю страницу.

Итак, как ни горько мне было сознавать это, передо мной были списки тайных желаний Сары. Вот, оказывается, как мечтала она распорядиться деньгами. Я все не мог оторвать взгляда от исписанных страниц: Швейцария, Мексика, Антигуа, Москва, Нью-Йорк, Чили, Лондон, Индия, Гебридские острова… теннис, французский, виндсерфинг, водные лыжи, немецкий, история искусств, гольф… На меня обрушилась лавина названий, которые ни разу не проскальзывали в ее разговорах со мной; мне открылись такие замыслы, о существовании которых я и не подозревал.

С момента нашей первой встречи я убедился в том, что Сара увереннее и решительнее меня. Именно она пригласила меня на первое свидание; по ее инициативе началась наша сексуальная близость; ей принадлежала идея помолвки. Дату свадьбы – семнадцатое апреля – выбирала тоже она; десятидневную поездку во Флориду в медовый месяц организовала сама, и она же решила, что пришла пора подумать о ребенке. Казалось, ей всегда удавалось добиться желаемого, но сейчас, глядя на эти разбросанные по столу журналы и брошюры, я вдруг понял, что на самом деле это не так, что за фасадом ее самоуверенности и напористости скрывалось глубочайшее разочарование.