Как без нее жить-то вообще? Разве это жизнь?

Все, что я делал, все чего достигал, было только для нее. Для женщины, которую любил, для матери моих детей, для той, с кем я готов был дойти до дряхлой старости. Даже если в конце меня разобьет маразм вперемешку со склерозом, я был уверен, что она будет незыблемым ориентиром в жизни.

Если захочет…

В этом желании я теперь очень сомневался. Так сомневался, что кишки бантиком сворачивались.

Точно бросит. Даже слушать не станет. Просто укажет пальцем на дверь, или сама уйдет, не оборачиваясь.

О, черт…

У меня все сжалось, поджалось и вообще чуть ли не отсохло, когда представил, что в моей жизни больше не будет привычной семьи. Это же можно сразу камень на шею и с моста в реку.

А я не хочу! Я хочу детей вырастить. Не каких-то на стороне случайно сделанных, а своих, тех, которых хотел и люблю больше жизни. Девчонок замуж выдать, сына к делу пристроить. Хочу тепла и ласковых взглядов! Хочу знать, что нужен семье. А не только какой-то залетной провинциалке, решивший запустить лапу в мой кошелек.

Я ведь Таньку люблю. Всегда любил, искренне, всей душой. Не как некоторые знакомые мужики, которые считали, что жена на то и нужна, чтобы в нужный момент «одну за сорок променять на две по двадцать». Типа родила, детей подняла, уют обеспечила, тыл прикрыла, а теперь все – с вещами на выход.

У меня не так. Совсем не так. Я люблю…

И от того мой косяк выглядел еще тошнотнее. Я как в тумане помнил тот корпоратив. Было весело, была эйфория от удачно завершенных проектов, был подъем. Все это закружило, завертело, и в какой-то момент тумблер адекватности отрубился.

Я не помню самого процесса – только размытая механика, без эмоций и тепла. Помню, что разрядка была никакая. Три секунды – и свободен. Как будто реально нужду в общественном месте справил.

Вот и все. По итогу получилось: хреновый товар за чудовищно высокую цену, да еще и с пожизненными осложнениями. А уж про говенные бонусы в виде бессонницы и постоянного страха все потерять, я и вовсе молчу.

Крутил я на одном месте такие приключения.

Вот почему так? Кто-то всю жизнь шляется так, что клейма ставить негде, но ни разу не попадется, а кто-то один раз оступится, поймет, что больше никогда и ни за что, а расплата уже на пороге.

Закон подлости, мать его.

Около семи вечера, когда я уже метался по квартире, как раненый лось, раздался звук отпираемой двери, и на пороге появилась Татьяна.

Я боялся увидеть ее разбитой, зареванной, несчастной, но напоролся на холодный, непроницаемый взгляд и сдержанное:

— Добрый вечер, Глеб. Ты за вещами?

Глава 9

Людмила позвонила мне сразу после того, как у нее состоялся разговор с Прохоровым.

— Татьяна Валерьевна, Глеб Семенович узнал про доверенность. Ваше сообщение я передала.

У меня аж мороз вдоль хребта прошелся:

— А что он?

— Он был немного…хм… обескуражен.

Еще бы этот гад был не обескуражен. И подозреваю, что слово «обескуражен» крайне слабо передавало степень его удивления в тот момент.

Жил себе жил припеваючи, плодился в свое удовольствие, а тут хоп – и жена-сука всю малину обломала. Доверенность отозвала, денежки на квартиру Лялечке потратить не дала. Так еще и мозг, наверняка, зараза такая вынесет…

А я вынесу. Я так вынесу, что камня на камне не останется.

Боль, которая все это время ядовитой занозой сидела в сердце, была уже настолько невыносимой, что я просто не могла терпеть.

Не могла притворяться спокойной женой, у которой все в порядке. Не могла больше играть дуру, которая косяки рогами обдирает, но при этом блаженно улыбается и ни о чем не догадывается.

Предел есть у всего, и я своего за эти дни достигла. Хватит.

Но как же не просто было зайти домой. Ох, как не просто…

Я словно бродяга ходила туда-сюда возле подъезда, думала, собиралась с духом. Время от времени останавливалась, чтобы посмотреть на яркие окна. Глеб врубил свет везде! В кухне, в комнатах, и то и дело маячил нервной тенью за полупрозрачными шторами. Ждал.

А меня тошнило от одной мысли, что сейчас увижу его.

Чертов предатель. Он не только меня как женщину предал, он всю нашу семью обосрал, стараясь быть хорошим для Оленьки и ее пузожителя.

И вообще, какого черта я тут брожу, как неприкаянная? Это мой дом, и я никому его не уступлю.

Резко выдохнув, я сжала кулаки и ринулась в подъезд. Будь, что будет. Дважды все равно не умереть.

Я не стала звонить, открыла своим ключом, и едва переступила через порог, как увидела взволнованную физиономию мужа.