— Не переживай, я научу, что ему ответить, — недобро усмехнувшись, я взяла лист бумаги и размашистым, слегка нервным почерком вывела послание для любимого мужа.

— Так и сказать? — уточнила она, пробежав взглядом по написанному.

— Так и скажи.

Людмила кивнула с максимальной серьезностью и убрала лист в верхний ящик стола:

— Сделаю.

Сделает. Не сомневаюсь.

А я, пожалуй, пойду, пока меня не разорвало в клочья от всего этого беспредела.

Как хорошо, что машина осталась снаружи. Не помня себя, я вылетела из офиса, заскочила в салон и уже там, оказавшись в символической безопасности, позволила себе немного слабости:

— Су-у-ука, — сложив руки на руле, стукнулась в них лбом. Потом еще два раза, и еще.

Лохмотья в груди кровоточили и пульсировали, легкие заливало кислотой, а душа… душе, кажется, хана.

— Сука, — едва различимым шепотом, хотя хотелось орать дурниной и крушить все, что подвернется под руку.

Я ведь надеялась…

Даже после появления Оленьки, я на что-то надеялась. На что? Да фиг знает. Может, на то, что она обозналась и перепутала меня с женой какого-нибудь другого Глеба Прохорова. Или что она – деревенская сумасшедшая. Да хоть в инопланетян с их коварным планом по захвату Земли была готова верить, лишь бы перестало болеть при каждом вдохе.

Дура. Старая, наивная дура.

Вот оно, наше прекрасное женское стремление к самообману. Делать вид, что не замечаешь, прятать голову в песок. Ведь если заметишь, то все, конец, надо действовать, что-то предпринимать, решать. А как хочется тишины, спокойствия и на ручки. Счастья хочется.

Это когда оно есть, привычное, свое, тихое и размеренное, его не видишь, не ценишь, принимаешь, как должное. А потом появляется вот такая Оленька с пузом, налезающим на глаза, и все идет по одному месту.

— Сука…

Глаза защипало, но я сдержалась – впереди встреча с клиентами, и я не могла на нее прийти, как краснобровый енот. Я сильная, уверенная, справлюсь.

Интересно, сколько раз себе надо это повторить, чтобы уверовать? Десять, двадцать, миллион? Или фигня все это?

Да, нет, не фигня…

Я и правда сильная. Без всяких тренингов и самовнушения.

Сильная. Просто мне больно.

Никогда прежде я так не любила работу, как в этот день. Встреча оказалась продуктивной, но сложной. Пришлось договариваться, искать компромиссы, прогибать клиента на свои условия, сходу генерировать идеи, которые могли их заинтересовать и удержать.

На остальное просто не хватало ресурсов. Поэтому я не думала о Глебе, Ольге и результате их «любви». На встрече не до этого было – там бы продержаться и не ударить в грязь лицом, а потом немного отпустило.

Я так устала, что просто не осталось сил на то, чтобы убиваться. Поэтому я просто ушла в кафе, заказала большой чайник имбирного чая и отдыхала.

Там же меня настиг звонок от старшей дочери.

Кире четырнадцать, и она жутко деловая. Вся в отца, как не горько это сейчас осознавать:

— Мама! Здравствуй! У меня к тебе серьезный разговор, — с ходу начала она.

Я улыбнулась:

— Здравствуй, дочь. Внимательно тебя слушаю.

— Я решила, что не буду оставаться еще на одну очередь в лагере. Пусть близнецы здесь торчат – а я домой поеду. Отдохну от них.

Близнецам – Машке и Сашке - по десять, и они достанут кого хочешь. Вот и Киру, видать, допекли совместными усилиями.

— Тебе будет скучно в городе.

— А вот и нет. Соня тоже возвращается.

Ну тогда понятно. Закадычная подружка едет домой, значит, и нашей надо.

— Ну раз Соня возвращается, то конечно, — усмехнулась я.

— Спасибо, мам! Ты лучшая!

— Я знаю. Вячеслава за тобой пришлем.

— Спасибо! Все, я побежала, у нас ужин.

— Беги, милая. Саше, Маше – привет.

И только положив трубку, я поняла, какую ошибку совершила. Забирать дочь домой в то время, когда не понятно, что будет дальше – безумие. Семья на краю пропасти, рано или поздно придётся переходить к активным боевым действиям, а тут дочь…

Ладно я. Поревела, постонала, потом встала, отряхнулась и дальше пошла, но дети… Мне до тошноты не хотелось, чтобы они окунались в ту грязь, которую притащил в наши жизни муж.

Из положительных моментов – звонок дочери заставил меня активироваться.

Страдание и мучение – это, конечно же, крайне поэтично и возвышенно, но пора решать, как дальше быть и что делать.

Начать я решила со сбора информации.

У меня было мнение Оленьки о том, что все у них с Глебом прекрасно, что они держатся за ручку и умильно друг другу улыбаются, в ожидании рождения их общего чуда.

И была жесткая реакция Прохорова, который был совсем не похож на влюбленного будущего папашу, готового носить на руках свою избранницу.