Осталось только убедить в этом себя, удержаться на плаву и не сбрендить. А то уже кажется, кукушечка немного подтекать начала.

Да где эта дурацкая папка?!

И тут же вспышка в памяти.

У Людмилы!

Ну, конечно же! Где еще! Я на той неделе не успевала распечатать дополнительные материалы и попросила ее заняться этим.

— Точно старость, — проворчала я и, прихватив с дивана свою сумочку, поспешила к кабинету мужа.

Эх, и не хотелось мне туда идти…

В последние дни видеть его не могла! Смотреть в его лживые глаза, слушать лживые слова о том, как сильно любит меня и детей. Давилась желанием высказать все, что думаю о его «любви», но пока не время.

Я пока еще не решила, как мне быть и какие меры в отношении загулявшего кобеля принимать. То ли сразу усыпить, то ли сначала кастрировать. Надо все просчитать, обдумать и сделать, как лучше для меня и детей, а не для Глеба, его новой любви и их нагуляша.

Сука? Ну и пусть. Добрые в этом мире не выживают.

Когда я зашла в приемную, Людмила была на своем рабочем месте.

— Здравствуй, помнишь я оставляла…

Она отреагировала странно. Приложила палец к губам, призывая меня к молчанию.

Я аж растерялась. Бровями дернула, без слов спрашивая, что стряслось. А она указала на дверь в кабинет мужа, а потом приложила ладонь к уху.

— Подслушать? — шепнула я.

Людмила кивнула. Женщиной она была строгой и солидной, и ни разу не была замечена в бестолковых сплетнях или попытках засунуть свой нос в чужие дела. А еще она хоть и работала помощницей моего мужа, но после того, как пару лет назад я помогла ей добиться редкой, дорогостоящей операции и спасти сына, она была бесконечно предана именно мне. Не Глебу.

Ее поведение меня насторожило, и я на цыпочках подошла к двери. Прислушалась…

Сначала слова показались неразборчивыми, но спустя минуту слух адаптировался, и я стала свидетелем занимательнейшего разговора.

— … Думаешь, что тебе так легко это сойдет с рук?

Голос Ольги я узнала сразу. Первой реакцией было ворваться внутрь и устроить разнос. И этой сучке, посмевшей сюда заявиться, и самому Прохорову, окончательно попутавшему берега.

Меня трясло. От злости, обиды, стыда. Притащить сюда эту дрянь?! Прямо у меня под носом? Ну ты и сволочь, любимый! Сволочь!!!

Тем временем муж ответил на удивление жестко:

— Я запретил тебе и близко появляться в тех местах, где может быть кто-то из моей семьи. Так что проваливай.

Ух, ты, заботливый какой. О семье думает.

Я его знала, как облупленного, и эти убийственно холодные интонации… так он говорил, когда был зол. И не просто зол, а в ярости.

Не так все сладко в Сахарном Королевстве? Не хочет бедная овечка слушаться своего грозного повелителя?

Я кипела, но продолжала слушать.

— Не спеши, Прохоров. Я пришла тебе сказать, что нам с сыном нужна квартира. И если ты не хочешь огласки и того, чтобы твоя драгоценная женушка узнала о том, какой ты козел, то ты ее купишь. Достойный вариант я уже нашла.

О, как…

Шантаж.

Меня не смогла спровоцировать, чтобы я сделала всю грязную работу и, тем самым, преподнесла ей мужика на золотом блюдечке. Так теперь решила самого мужика за яйца подергать?

Молодец, девка. Смелости не занимать. Или наглости?

Затаив дыхание, я ждала ответа своего дорогого мужа.

Эти секунды показались мне вечностью. Сердце гремело в груди, душа на разрыв, но я как кобра, не моргая, стояла возле двери и ждала.

?????????????????????????? — Будет тебе квартира, — наконец, сказал Глеб. — Но если ты еще раз посмеешь сунуться…

Слабак!

Боже, какой слабак и трус! И дурак!

Собрался от этой сучки откупаться? А чем? Нашими совместными средствами? Мы поженились давным-давно, и брачного договора у нас отродясь не было. Все, что нажито в браке – недвижимость, бизнес, деньги – все общее.

И вот теперь он собрался покупать своей потаскухе жилье? За счет меня, детей, нашего будущего?

Меня затрясло еще сильнее. Я ради этого столько пахала? Ради этого разрывалась между домом и работой? Чтобы в один прекрасный момент появилась вот такая необремененная моралью волшебная пися и потребовала «свое»???

С трудом переведя дыхание, я отошла от двери и остановилась перед Людмилой:

— Не говори, что я приходила. Ладно? И отзови мою доверенность на заключение сделок.

— Хорошо, — кивнула она, сделав пометку в рабочем блокноте, а потом нахмурилась. — Глеб Семенович будет спрашивать, в чем причины.