Чуть позже холодный ветер принес минеральную прохладу воды, запах мокрого камня, подгнивших водорослей и ила. Значит, недалеко Ладожское озеро. Да, забрались мы, забрались.

Правда, возле воды мы шагали недолго. Мой нос снова стал улавливать сладость опавших ягод, землистые грибные ароматы и пахучую смолистую хвою. А что делать, визуально ничего не менялось. Разве что грязи будто бы стало меньше, но лес оставался лесом. Поэтому мне приходилось ориентироваться лишь по обонянию. Единственное, на что я обратил пристальное внимание — ощутимо похолодало. И ветер теперь довольно бесцеремонно хозяйничал под одеждой, щупая ребра.

Ежовик больше не хоронился, а шел вполне спокойно, словно все вокруг принадлежало именно ему. Ага, спроси я, кого эти земли, так услышу: «Маркизу, маркизу, маркизу Ежовазу». Кто знает, наверное, здесь не было лешего или он еще не набрал полной силы. Оставалось только догадываться.

Я к тому времени настолько устал от того, что надо переставлять огромные грязные кроссовки, и продрог от холодного ветра, что не имел никакого желания вести светские беседы.

— Все! — наконец остановился ежовик.

— Чего все? — я с трудом успел притормозить, чтобы не налететь на эту подушечку для иголок.

— Дальше ты один.

— Может, вместе?

— Нет, это твои дела, Матвей. Я тут подожду. Слушай, что сделать надо.

Нечисть выглядела серьезной, даже встревоженной, что ли. Нужно ли говорить, как ощущал себя я?

В принципе, ничего такого делать-то и не надо было. Немного посыпать себя землей, произнести присказку. Один нюанс — все это делать нужно голым.

— А вот прям раздеваться обязательно?

— Нет, конечно, это я такой любитель мужской красоты, — сморщил морду ежовик. — Так надо, чтобы Живень тебя сразу с охотником или другим нехорошим человеком не перепутал. Чтобы хист твой сразу различил. Мол, не случайный ты здесь прохожий.

Угу, я бы посмотрел на «случайного типа», который сюда забрел. Однако спорить не стал. Торопливо разделся, даже не из-за ощущения стыда, а скорее холода. Почему-то думалось, что если сделать все быстро, то организм быстрее привыкнет к ветру. Оказалось, это фигня, стало только холоднее.

— Куда идти? — едва не стуча зубами, спросил я.

— Туда, — махнул вперед рукой ежовик. — А там разберешься.

Первые шагов двадцать я сделал, постоянно оглядываясь на нечисть. Вообще все это тянуло на какой-то пранк. Мысль о том, что ежовик сейчас подберет одежду и убежит по лесным тропам вдаль, инфернально хохоча, как-то не покидала. Я даже вспомнил, что в лесу очень часто находят замерзших голых людей. Нет, там, конечно, все расстолковывалось с научной точки зрения. Вроде как организму кажется, что он перегревается, но в мире вообще много пытались объяснить мудрено, когда порой ответ хранился на поверхности — рубежники, нечисть, хист.

А потом все же вернулся и убрал одежду на Слово. Ежовик к моему недоверию отнесся спокойно, словно ничего и не произошло. Он так и остался стоять на том же самом месте, возвышаясь колючей твердыней. Даже не шевелился, поэтому его легко можно было спутать с каким-нибудь терновым кустом. Вскоре я и вовсе перестал различать нечисть.

И все продолжал неторопливо идти, подгибая пальцы и чувствуя, как всякая мерзость впивается в подошвы стоп. Блин, надо мыслить позитивно. К примеру, это очень хорошая профилактика от плоскостопия.

Правда, в какой-то момент все сторонние неурядицы отошли на второй план. Да что там, даже на третий. Потому что меня внезапно накрыло. Нет, не как в том лесу, где ты просто дергался от каждого шороха. Создалось ощущение, что я вроде как на суше, но в то же время под водой, и испытываю колоссальное давление.

И еще во владениях злобного лешего страх был неизведанный, непонятный. Здесь же ты четко осознавал, в чьих землях оказался. Потому что у хиста, самого невероятного из всех, с которым я встречался, был эпицентр. И я двигался прямо к нему.

Высокие деревья расступились, обнажив березовую рощу с крохотной цветочной полянкой. Несмотря на увядающее время года, она до сих пор была усеяна разнотравьем, частично только что вымахавшим, частично уже отцветшим.

Я остановился, набрав в руку немного земли. Та была влажная, жирная, маслянистая, поэтому не свалилась с головы, а налипла в районе лба.

— Пришел как гость просящий, ни равный, ни сильный. Внемли мне, хранитель лесов, скрытый во мгле корень, покой земли, страж тенистых ветвей.