Шрифт:
В черепе стучит все громче, перед глазами плывет, тьма вокруг искажается жуткими гримасами. Еще немного, еще чуть-чуть. Ну же, мастер, где ты!? Шорох камушков отдался в ушах жутким грохотом. В проеме возникает знакомая фигура. Знакомая ли, или то проделки чужеродной магии, что вот-вот расплывется серым пятном, протает истинным обликом?
Сквозь гул в ушах, вырывая из цепких лап одуряющего марева, прорезался знакомый голос:
– Только и всего, дольше препирались!
Довольный, Шестерня подошел к спутникам, поднял руки, собираясь похлопать по плечам, но лишь изумленно крякнул, когда оба с тяжелым вздохом вдруг осели, бледные и измученные, словно после долгой, изнурительной работы.
ГЛАВА 6
При взгляде на пристывшую к губам Шестерни ухмылку, подземников передернуло, в глазах блеснула ярость, желваки вздулись, а копья дрогнули, уставившись оглавьями на пленных, однако, дальше молчаливых угроз дело не пошло. Поддерживая спутников за руки, Шестерня двинулся в указанном направлении. Некоторое время он поглядывал по сторонам, но вскоре погрузился в размышления, лишь когда кто-нибудь из охраны бросал особо пристальный взгляд, чуть поворачивал голову, подмигивал, чем вызывал яростный высверк глаз и сдавленное рычание.
Поплутав, остановились возле груды булыжников, чем-то напоминающих жилище мага. Шедший до того первым, подземник повернулся, холодно произнес:
– Жить будете здесь. Еда по распорядку. О работе узнаете у инженера. Все.
Скептически оглядев жилище, Шестерня бросил:
– Не велики удобства.
Губы подземника искривила усмешка, он процедил:
– Смотря с чем сравнивать. Если б не Увар, спал бы как остальные - на камнях.
Поморщившись, Шестерня было сунулся к выходу, но стоящий слева воин качнулся вперед, загораживая путь, рявкнул:
– Оружие!
Пожав плечами, Шестерня ухватил секиру за оголовье, стараясь избегать резких движений, неторопливо вытащил, протянул подземнику. То же сделали и парни. Бегунец расстался с ножом легко, Зубило же долго ковырялся, скрипел зубами, но под конец, подгоняемый сердитым взглядом Шестерни, все же отдал.
Воин принял оружие, оценивающе покосился на доспехи, но Шестерня предупредил, спросил с брезгливостью:
– Обноски тоже сдать?
Подземник лишь сдавленно чертыхнулся, растаял во тьме. Следом исчезли и остальные. Постояв немного, вслушиваясь в шумы, Шестерня подхватил фонарь, двинулся ко входу. Спутники затрусили следом, чересчур подавленные, чтобы думать и действовать самим.
Свет метнулся по стенам, заполнил собой тесное пространство комнатушки. Плоский камень столешницы, стулья - булыжники, широкий, на полкомнаты топчан, из все тех же камней, разве что для мягкости заваленный мятой потемневшей одеждой.
Утвердив фонарь на столешнице, Шестерня сбросил мешок, устроившись на краешке топчана, с удовлетворением произнес:
– Что ж, неплохо.
Втянув идущий от топчана кислый запах застарелого пота, Бегунец опустился на стул, простонал чуть слышно:
– Если это неплохо... Что тогда отвратительно?
Пошерудив в заплечном мешке, Шестерня извлек кусок мяса, взвесив на ладони, сказал:
– Отвратительно? Ну, к примеру, если бы тут вода была.
– Где?
– Зубило присел рядом, откинувшись на стену, прикрыл глаза.
– Да прямо здесь. Под ногами.
– Шестерня вгрызся в мясо, отхватил здоровенный кус.
– Мало того, что мокро, так еще и холодно. Быстро отсыревает одежда, кожа покрывается волдырями. Заводится плесень, повсюду скачут мерзкие твари, спать не дают.
– Доводилось так работать?
– Бегунец округлил газа.
– Доводилось еще и не так.
– Шестерня подмигнул, сглотнув прожеванное, откусил снова.
– Или, к примеру, алебастровые копи. Повсюду мельчайшая едкая пыль, кутайся не кутайся - все одно насквозь в пыли. Глаза слезятся, тело чешется, легкие жжет так, словно раскаленных углей вдохнул. И ведь не день, не два приходится работать.
– А уйти нельзя?
– ужаснулся Бегунец.
– Можно и уйти, - Шестерня пожал плечами, - да только не заплатят.
– Никакие богатства не стоят подобных мучений, - бросил Зубило угрюмо.
– Богатство богатству рознь, - произнес Шестерня назидательно.
– Если оплата хороша, можно и помучиться.
Зубило покачал головой, сказал с отвращением:
– Никогда не пойму. Чтобы за какие-то камушки и слитки уродовать себя...
Шестерня отложил мясо, извлек бурдюк, побултыхав, сказал с грустью:
– Если бы за камушки да слитки. Иногда приходится вкалывать за спасибо.
– Как это?
– Бегунец отщипнул от мяса, потянул кусочек ко рту.
– Кто на такое пойдет?