— Ты совсем олух, Святослав? Ты чего уши развесил? Какой ещё мятеж?

Это Анна.

— Это же французский экипаж. Французы не умеют в мятеж, только в революцию или беспорядки.

А это Эрих.

Дверь в кабинку недостаточно толстая, чтобы заглушать голоса. Изнутри на ней был написан маркером непристойный стишок и нарисована ещё более неприличная картинка. Хорошо, кстати, нарисована, да и стишок смешной. Я смотрел на картинку и размышлял о том, что на Каллисто у нас нравы построже, да и болваны убирают тщательнее — через сутки бы всё закрасили.

Наши толкались в туалетной комнате, только Хелен застеснялась войти, и ругали меня на все лады.

— Ребята, да вы что? Святик не дурак!

Спасибо, Борька.

— Он наивный, конечно, но не настолько же.

Выйдя из кабинки, я, громко хлопнув дверью, встал к умывальнику — тому, что пониже, для недавно воскресших пилотов. Пустил воду посильнее. Анна и Эрих подошли с двух сторон.

— Ты понимаешь, что это подстава? — спросил Эрих негромко.

— На девяносто девять процентов, — так же тихо ответил я. — Один оставлю на то, что круассаны кончились и экипаж взбунтовался.

— И капитан затребовал тебя испечь новые? — Анна слегка успокоилась.

Я пожал плечами.

— А что мне остаётся? Сказать, пусть на буксире всех убивают? А вдруг и впрямь убьют?

— Зови серафима.

— Не хочу, — отрезал я. Сунул руки под сушку. — Просто убить меня можно куда проще. Тут что-то совсем другое.

— Он прав, — сообщил Боря, оставшийся стоять у дверей. — Мятеж, наверное, возможен, но не по естественным причинам. А вот если падшие перехватили буксир и свели с ума экипаж…

— Никогда такого не было, — сказал Эрих, но задумался.

— Или просто захватили буксир. Разве экипаж справится с падшими? — Боря развёл руками. — Ну или Кассиэль. Решил уединенно поговорить со Святославом, а как это сделать, если Слава на базе заперт? Ну и появился на буксире, зыркнул строго на капитана, велел…

— Давайте не станем гадать, — попросил я. — Я полечу. Пойду на контакт. Надеюсь, всё хорошо будет. В самом крайнем случае — взмолюсь о помощи.

— И всё-таки глупо, — сказал Эрих, но уже спокойнее.

— Позволь мне быть с тобой, — попросила Анна. — Поместимся в «пчеле».

Я чуть-чуть об этом подумал, потому что представить нас с Анной, поделивших один комбинезон, было интересно. Потом сказал:

— Зачем? Тех, кто требует меня, это насторожит и разозлит. А бойцы из нас всё равно никакие.

— Ну и дурак, — только и сказала Анна. Развернулась и вышла — за дверью мелькнула встревоженная Хелен.

Эрих стоял, размышляя. Мы больше не пытались скрыть наши голоса. Да и вряд ли шум воды заглушит их для современных микрофонов, такое только в старом кино бывает.

— Цугцванг. Безвыходная ситуация, — решил, наконец, Эрих. — Если ты отказываешься — на тебе клеймо трусости и бесчестия. Если ещё убьют хотя бы одного-другого пассажира, то всё… никто с тобой и не заговорит. С другой стороны тебя могут убить в полёте или на борту буксира. Ну или сделать какую-нибудь гадость. Хорошего не жди.

— Я и не жду, — признался я. — Потому никого и не тащу с собой.

Титан по сравнению с Каллисто живой и шумный. Оба спутника пойманы в приливном захвате своих гигантских планет-хозяев, оба огромные, больше Меркурия, оба выморожены дыханием космоса. Но на этом сходство кончается, потому что Титан покрыт густой азотной атмосферой с хорошей примесью метана и этана. Будь Титан ещё чуть похолоднее, азот бы загустел и покрыл его сплошным океаном.

Но Титан всё же теплее, там в жидкость превращается метан. В небе плывут метановые облака, из них идут метановые дожди, метановые реки текут и впадают в метановые озёра — чтобы чуть-чуть согреться, испариться и вознестись в густую азотную атмосферу.

В общем углеводороды на Титане как вода на Земле. Всякие газовые корпорации рыдать должны — тут природный газ можно вёдрами черпать.

Люк первой взлётной полосы распахнулся перед истребителем. На Каллисто остатки воздуха выдувает наружу, и они опадают сверкающими снежинками. На Титане давление в шлюзовой нагнетают почти в два раза выше земного, заменяя воздух азотом, так что выкатываемся без спецэффектов.

Фонарь «стрекозы» замазали таким густым слоем защитной пены, что я ориентировался лишь по экранам. Колёса запрыгали по источенной метановыми дождями взлётной полосе. Двигатель ревел непривычно, всё-таки режим атмосферного полёта для космоистребителя не основной. Но мощности у «стрекозы» с избытком, так что едва я потянул руки на себя — корабль взмыл в небо и стремительно начал набирать высоту.

Пронеслась на экранах горчично-жёлтая равнина. Справа виднелась невысокая гора Эрибор, я шёл от неё на северо-запад, под истребителем замелькали холмы Бильбо, потом «стрекоза» вошла в облачный слой и её затрясло.