— Значит мы ими воспользуемся, но тонко. Если должна пролиться кровь, то пусть все будут уверены, что она пролилась в качестве следствия совсем иных причин. Никто не должен знать, что мы ищем Ключ и что он вообще существует.

— Юный Эгобар его, скорее всего, видел.

— Может и видел… — вздохнул музыкант, подпирая подбородок свободной рукой. — Но он не знает, что именно он видел. Хотя ты прав. Один раз я его недооценил. Больше этого не произойдет. Воспользуйся нашими запасными фигурами. Пусть они постараются устранить его с доски.

— Да, мой господин, — слуга снова открыл записную книжку. — Наши голоса во второй канцелярии сообщили о странном движении в архиве.

— В Архиве, значит… Что же, это, рано или поздно, должно было произойти.

— Вы полагаете, что Полковник понял, в какую игру мы играем?

— Вряд ли, старый друг. Если бы Полковник все понял, то мы бы увидели подтверждающие это знаки. Нет. Вряд ли он что-то понял. Но его нюх ищейки воистину великолепен. Так что, возможно, он увидел какие-то части нашей мозаики. Самые уязвимые её точки.

— Живых свидетелей не осталось ни в Горном Хищнике, ни в лабораториях, мой господин.

— Что не мешает им отыскать какие-то следы.

— Мы…

— Не стоит, мой верный слуга, — поднял четырехпалую руку музыкант, обрывая своего собеседника. — За прошедшие два века ты продемонстрировал себя как мой лучший инструмент, но даже самый тонкий нож оставит следы. Их Полковник и попытается отыскать. И, если я правильно понимаю, скорее всего при помощи тех же лиц, которых ты так успешно водил за нос.

— И все же они сумели слишком близко подобраться и к Ключу, и к тому, чтобы раскрыть нас, мой господин. Мы едва было не выпустили Аверского из капкана.

— Согласен, мой слуга. Мы находимся в эндшпиле. И, увы, этот эндшпиль пешечный. Нам остается лишь делегировать и двигать пешки, обеспечив возможность провести одну из них до конечной линии. Думаю, Полковник видит ситуацию точно так же, только с другого рубежа.

— Мы можем одним махом обезглавить их, мой господин. Милар Пнев, Александр Урский, Дин Эрнсон, не говоря уже про Алису Ровневу, все они обладают таким количеством пятен… Я даже представить не мог, что ваш план по неспешному ослаблению Второй Канцелярии приведет к настолько серьезным последствиям. Еще век назад мы бы даже подобраться к ним не смогли бы.

Музыкант лишь усмехнулся.

— Ударить по этим смертным мы всегда успеем, старый друг. Лучше пока давай посмотрим, какие ходы сделает Полковник. Так поймем, что ему известно, а что нет. И, если получится, сможем использовать наши свободные фигуры, чтобы занять его внимание.

— И, одновременно с этим, смахнуть с поля юного Эгобара.

Кажется, музыкант снова улыбнулся.

— Признайся, старый друг, твой порыв как можно скорее избавиться от этого дитя связан с твоей личной историей с Арором.

— Я не задумывался об этом, мой господин, но, возможно, вы, как и всегда, правы.

— Возможно… — повторил музыкант. — Такой же скользкий, как и всегда… Ступай, старый друг. Ищи Ключ и двигай фигуры на их места. Мы ведем в этой партии и пусть так и остается до самого конца.

— Да, господин герцог.

Слуга поклонился и вышел за дверь, а музыкант развернул газету.

Первая полоса «Имперского Вестника», как и всегда, пестрила броским заголовком, призванным послужить глашатаем и причиной, по которой любознательный гражданин расстанется с парой ксо, чтобы узнать последние новости страны. Пребывая при этом в иллюзии того, что прочтя пару строк, получит осведомленность, а вместе с ней и возможность повлиять на что-то.

Какие поверхностные заблуждения, всегда забавлявшие герцога. И прямо по центру, обрамленное тонкими линиями ровных, печатных строк, на него взирала фотография Его Императорского Величества.

Павел IV в привычной, скромной, строгой одежде, состоящей из черного, сшитого на военный, кавалерийский манер костюма, ботфорт и привычной трости, необходимость в которой вызвана протезом.

Он стоял на трибуне и что-то вещал, обращаясь к целому лесу закрепленных на стойках микрофонов и бушующему морю столичных жителей.

« ДОЛГОЖДАННОЕ ОТКРЫТИЕ ПОДЗЕМНЫХ ТРАМВАЙНЫХ ЛИНИЙ И ЕЩЕ БОЛЕЕ ГРОМКОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА»

' Наконец, после всех злоключений, которые городу пришлось пережить за последние полгода, Метрополия может обрадоваться не только приходу лета, но и появлению нового способа перемещения. Перегруженные трамвайные линии и вечно ломающиеся зимой трамваи уходят в прошлое, а вместе с ними горожане, в самом прямом смысле, спускаются под землю.