– Ну вот, почти и все, - старенький доктор старательно перевязывал кисти рук княжны тонкими полосками ткани.
– Завтра приду, перевяжу еще разок, а потом уж и само заживать будет.

– Спасибо вам, - выдохнула княжна, открывая глаза.

– Мазь от синяков тоже ведь ей понадобилась? – хитро прищурился Тарус и взглянул на Кайсара. Дождавшись кивка, продолжил: - Вы уж сдерживайте силу свою, мой Хан. Ваша эмегтэй вон какая хрупкая, да беленькая, не чета нашим девкам-кобылищам. Ее только задень – вмиг синяк проявится, вы же первый переживать станете, а мне, старому снова беспокойство. Простите за прямоту, мой Хан.

– Спасибо тебе, Тарус, - поблагодарил доктора Хан, и тот низко поклонился в ответ.

Собрав свои инструменты и емкости, старичок удалился. Как только за ним опустился полог, княжна отстранилась и села на самый краешек, выпрямив спину и сложив перевязанные руки у себя на коленках.

Волшебство момента было разрушено. Кайсар вскочил вне себя от злости и нервно заходил по гэру. Эйлин не смотрела на него. Опустив взгляд, она усердно изучала узоры на коврах.

– Какого проклятого бога ты там делала? – не выдержав, заорал Кайсар.

– Выполняла ваш приказ, - прошептала она.

– Приказ? – мужчина уже не видел ничего перед собой от овладевшей им ярости.
– Разве мог я повелеть то, что принесло бы тебе боль и страдания? Как ты могла поступить так безответственно?! Ты повела себя, как глупая курица!

– Глупая курица? – Эйлин вспыхнула и вскочила. Она быстро оказалась рядом с Кайсаром. Ее синие глаза сверкали гневом, грудь вздымалась от частого дыхания, а ноздри раздувались, как у прекрасной дикой кобылицы.
– Глупая курица? Да ты только и делаешь, что пугаешь меня с первой встречи! Кричишь! Запугиваешь! Ругаешь за неисполнение ваших традиций, которые, к слову сказать, мне никто не потрудился объяснить!

– Ты что не могла сама сообразить – я не отдал бы приказ, выполняя который ты пострадала бы! – Эйлин и Кайсар стояли около очага и орали друг на друга.

– Как я могла это понять? Ка-а-ак? Когда ты при всех на празднике приказал этой неприятной тетке привлечь всех твоих женщин к работе, - княжна, забыв о больных руках, в порыве гнева стукнула Кайсара по груди и тут же согнулась от боли и застонала, прижав к себе больные ладошки.

Крупные капли слез покатились по ее щекам.

Мужчина на мгновение опешил, потом подхватил девушку на руки и уселся на кровать, укачивая ее словно ребенка. Эйлин горько плакала, уткнувшись в его грудь, всхлипывала и некрасиво шмыгала носом. Так продолжалось несколько минут, потом рыдания девушки начали стихать. Она не поднимала головы и не смотрела на него, лишь судорожно дышала, прижавшись.

Кайсар усмехнулся, эта кроха только что кричала на него, на самого Великого Хана, а потом она посмела ударить его. Он погладил девушку по медовым, растрепанным волосам, продолжая прижимать к себе самую дорогую, нежданно свалившуюся на него ношу.

– Дурочка, - хмыкнул он, целуя ее в макушку.

– Хам, грубиян и вообще… - донеслось откуда-то снизу, и мужчина расхохотался, искренне, от души.

– Какая же ты еще малышка, - прошептал он, отсмеявшись. Девушка по-прежнему не поднимала головы, но ему было приятно вот так просто сидеть, прижимая ее к себе.
– Такая гордая, стойкая, смелая, и такая еще наивная. Мой хрупкий северный цветочек.

Он говорил и говорил, а она затихла и слушала. Кайсар чувствовал, как княжна расслабилась, задышала ровно и спокойно, но отстраняться и не думала. В первый раз в жизни ему было просто хорошо вот так сидеть, держать женщину на коленях и дышать ею. Девушка оторвалась от его груди и переложила голову на плечо.

– Посмотри на меня, Эйлин, - прошептал Хан.

– Не могу, - буркнула она.

– Почему?

– Я некрасивая и заплаканная, - ответила девушка.

– Ты самая красивая из всех женщин, когда-либо виденных мною, - тихо сказал он, поднимая ее личико к себе.

Кайсар целовал ее щеки, нос, подбородок. Они были соленые от слез. Оторвавшись, Хан посмотрел в синие глаза Эйлин и утонул в нежности плескавшейся там. Мужчина застонал и припал к губам девушки. Он целовал ее нежно, бережно, так осторожно и трепетно, словно боясь спугнуть свое хрупкое счастье. А когда с ее губ сорвался тихий стон, для Кайсара он прозвучал музыкой, подаренной Высшими силами. Девушка отстранилась, долго вглядывалась в его лицо, а потом обняла за шею, стараясь не коснуться замотанными ладошками, и поцеловала его. Робко. Неумело. Но она поцеловала его сама.

Душа Кайсара ликовала, а сердце выбивало какой-то замысловатый ритм. Поцелуй все длился и длился, несмелые касания девичьего язычка сводили с ума искушенного мужчину. Никогда он не испытывал подобного, никогда в его сердце не было столько нерастраченной нежности, слепого обожания, жажды защитить.

– Простите, - тихий голос Сувды, раздавшийся от входа в гэр заставил их оторваться друг от друга.
– Я подумала, что не подобает ханской Сайхан Эмегтэй ходить в таком виде, и принесла одежду и украшения. Простите меня, мой Хан.