"Как же это я не учуял, когда покинул он меня тут одного-одинешенького? А ежели б ведьма меня заприметила?" -- ужаснулся Митрей и заколодел в том ужасе, и не слышал, не видел, как убивался над телом дочери Савватий, как схватили ведьму да Ивашку, выволокли их на улицу, как шумела толпа и лютовал Ерема:

– - Извели девку!

Крепкий тычок вернул Митрея к жизни.

– - Иль карачун тебя хватил?
– - бранилась Ненила.-- С тобой всю потеху упустишь!

– - Какую потеху?
– - промямлил Митрей.

– - Так ведь Ульянка с Ивашкой загубили Наташеньку, подруженьку мою милую!
– - хлюпнула носом Ненила.-- Исказнить их надобно, лиходеев проклятущих!

– - Бей ведьму!
– - взревел Митрей и косолапо побежал вслед за толпой.

– --- Стойте, люди!
– - раздался тут громкий голос Ульяны -- и все невольно замерли.-- Зачем вам смерть моя? Кому я зла пожелала? Кому отказала в добре? Вспомни, Ольгушка, как ходила ты ко мне судьбу пытать! Говорила я, что сладится у тебя с Васенькой? Что не сможет он- тоску по тебе ни водой смыть, ни гульбой загулять?

– - Говорила! Васенька сватов заслал!
– - зазвенел девичий голос.

– - Не тебе ль, Анна, дала росы целебной, на поемных лугах собранной ранним утром, на Вознесение? Выпил ее твой сынок -- и всякое лихо с него рукой сняло, разве нет?

– - Здоров сыночек!
– - прошетестело в толпе.

– - Сам видел, как ты, ночуя у Анны, умывалась через порог на улицу, ведьма!
– - перебил Ерема. В ответ засмеялась Ульяна:

– - Не всяк, кто умывается, пусть и через порог,-- ведьмак. По тебе, чем грязней, тем праведней!

Смех подхватили было в толпе, да тут врезался в гущу народа Митрей с воплем своим запоздалым:

– - Бей ведьму!

– - Бей!
– - подхватил Ерема.-- Сладко поет Ульяна, а кто от коров молочко отдаивал? Припомни-ка, Ненила, как у тебя ворота поструганы были? Это она, ведьма, стружки в подойнике парила, чтобы пропало у твоей буренки молоко!

– - Было, было, было!
– - зачастила Ненила.

Ульяна тряхнула головой. Платок сполз с нее, волосы разлохматились, сквозь космы глаза сверкали. Мужики крепко держали ее, Ивашке тоже заломили руки за спину. Он, однако, не рвался -- угрюмо молчал, озираясь.

– - Чего ты, Ненила, на меня так злобишься?--спросила Ульяна.-- Не за то ль, что я сказала, будто нет у тебя врага злее твоего языка?

Да, Ненила нигде не смолчит, знал Митрей. Где черт не сладит, туда бабу пошлет. Его бабу!

Ненилу знали в деревне хорошо, смех опять полетел над людьми, но Ерема завопил:

– - Вокруг пальца она вас обведет, всем глаза отведет! Ей даже то ведомо, как косточку-невидимку выпаривать, с нею злые дела творить. Обернется она невидимкою-- и крадется за Натальей, бедной девкой, по полю, по лесу, землю с-под ступни -- след ее -- вынимает, на дерево бросает. Вон, вон яблонька посохла!
– - указал он на придорожный дичок.-- А человек и подавно иссохнет. Другой след Натальин вынутый кинула Ульяна в воду, а против того, сами знаете, помощи быть не может-- сделано крепко, завязано туго. Вот и померла девка.

– - И впрямь!--заголосили бабы.-- Сколь б ни рядили, девка-то померла!

– - Не виновна я в том. Помочь хотела Наташе, да не совладала с хворью, -- горестно сказала Ульяна.

– - А вот мы сейчас испытаем тебя. Пусть царь-огонь всех рассудит!
– выкрикнул Ерема и велел Митрею: -- Беги нащепай лучинок, да поскорее!
– - И еле слышно: -- Всем березовые, а две сосновые...

Ну, иной раз и Митрей думал скоро, бегал споро. Мигом обернулся -- и вот уже роздал Ерема сельчанам по лучинушке. И Ульяне с Иваном тоже, а разве кто станет разбирать в суматохе, кому березовая, кому сосновая лучина досталась?

Запалил Ерема пук соломы, к нему потянулись руки за огнем. И не одно сердце дрогнуло: судьба слепа, а ну как ошибется, не на того направит перст свой обличающий? Ведь издавна этак испытывают на Руси: у кого быстрее сгорит лучина, тот и виноват. Только сосна -- она скорее березы горит, с того и щепают не сосновую, а березовую лучинушку на долгие зимние вечера...

Серое утро лежало на земле. Сыро да тихо, ни ветерка. Ровно сияли огонечки, люди вздохнуть боялись. А Митрей смотрел на язычок пламени в ладонях своих, но видел огромный костер в лесу...

И вдруг стон по толпе пронесся: прежде других, разом, погасли лучинки Ульяны да Ивашки.

– - Бей их!

– - Бей тележной осью! Да приговаривай "раз", а слова "два" не произноси, не то сам себя сгубишь, изломает тебя ведьма!

– - Жги ведьме пяты соломой! Кол осиновый тащи!

– - Стойте, люди!
– - неистово закричала Ульяна.-- Ну, меня изгубить хотите, а этого невинного за что?

– - Он, черноризец, Божий раб, с тобой вместе...-- бойко начал было Ерема, да и остолбенел: -- Пастух!