Шрифт:
Эскулап подавил судорожный вздох, опуская глаза.
Появившийся всклокоченный Бруно нетерпеливо подскочил к Герарду:
— Ну что? Что с ней?
Тот не сводил глаз с Руперта:
— Сколько она проживёт?
— Недолго, — промямлил тот.
— Болезнь сердца, говорит, — повернулся Бригахбург к рыцарю, кивнув на лекаря, приближаясь к нему: — А скажи-ка мне, где ты яды хранишь и брал ли кто у тебя крыс травить?
— Яды здесь, — Руперт ткнул пальцем в ящик, из которого нёсся зловонный дух. — Просили недавно со склада.
— Когда?
— Неделю назад.
— Покажи, какие яды у тебя есть.
Лекарь, склонившись над ящиком, запустив в него руку, зашуршал, задвигал плошечками, извлекая небольшую ёмкость из обожжённой глины с узким горлышком, заткнутым деревянной пробкой.
Граф кивнул командующему. Тот открыл, принюхиваясь, качая головой:
— Дьявол его знает… Вроде не похоже.
— Признавайся, лекарь, ты иноземку отравил?
Сделав шаг назад, мужчина мелко закрестился, бледнея:
— Всевышний, зачем мне это нужно? Разве у одного меня яды имеются? Вон, ведунья в деревне… У неё всякое есть.
— А ведь мог отравить из мести, — повысил голос Бруно. — Ты не мог вице-графа исцелить, а она смогла. Что скажешь?
— Так пока не исцелила… — попятился Руперт к двери.
Герард и Бруно переглянулись.
— Не отрицает, что она отравлена, — ухмыльнулся граф. — А говорил, что сердце.
Рыцарь подскочил к эскулапу:
— Ослеп, да? Сейчас как двину тебе между глаз, подсвечу вместо факела! У меня давно руки чешутся. Ещё с тех пор, как ты мне ногу лечил.
Его сиятельство, схватив дрожащего лекаря за ворот, открыл дверь, передавая его стражнику:
— В подвал его! В пыточную!
Командующий пнул ящик за дверь:
— Сжечь!
По коридору бежал Франц, прижимая к груди свои находки. За ним торопливо шла Клара. Войдя в покои следом за мальчишкой, она, словно споткнувшись, остановилась, заглядывая на ложе:
— Хозяин, графиня требует свою компаньонку.
— Обходитесь пока сами, — перехватив любопытный взгляд женщины, Бригахбург сдвинул брови: — Вон отсюда! Где охрана?
Шагнул к экономке, но та не стала ждать особого приглашения. Закрывшаяся за ней с шумом дверь пронзительно скрипнула.
— Так лекаря повели, — рыцарь, воспользовавшись освободившимся местом, сел на ложе, накрывая Наташу одеялом.
Франц опустил на прикроватный столик грязную вязаную косынку, слиток серебра в виде домика и десяток маленьких продолговатых сухих бобов:
— Вот, только это.
Герард, отложив серебро, перебирал в пальцах продолговатые коричневые бобы правильной формы. Такое не видел никогда. Семена что ли иноземные?
Расправив косынку с засохшими следами рвотной массы, тяжело сглотнул, взглянул на мальчишку:
— Погоди, а украшение, что она носила на груди? Ты должен помнить — стрекоза. Оно было с вечера. Точно, было.
Франц покачал головой:
— Я бы нашёл. Я всё облазил и перетряс.
Откинув одеяло, граф расстегнул ремешок на поясе русинки, снимая его вместе с открытой сумкой. В ней зерцало, пластины, безделицы. Выдохнул:
— Нет.
— Я снова схожу, хозяин, — Франц с готовностью заторопился к двери.
Герард подхватился:
— Бруно, отправь за знахаркой в деревню. Она поможет.
— За ведьмой? К обеду как раз дойдёт. Потом за порошками или чем там ещё назад вернётся. Самим надо ехать. Так быстрее будет.
— Коней седлай!
Отряд из шести всадников выехал из ворот замка на единственную дорогу, ведущую в деревню. Кони шли шагом. На руках одного из всадников, укутанная в одеяло, покоилась иноземка. Он крепко прижимал её к себе, держа едва ли не на весу.
Конь под наездником, недовольный двойным весом седоков, косил чёрным глазом, шумно фыркая и нервно подёргивая хвостом.
Редкие в такой час встречные деревенские жители, низко кланяясь и приветствуя всадников, оборачивались им вслед, провожали отряд взорами, полными любопытства и сочувствия. Куда направлялись воины, догадаться было нетрудно.
Хорошо утоптанная тропа, уходящая в сторону от дороги, очень скоро упёрлась в маленький домик, спрятанный в тени деревьев и густых зарослей кустарника. Дверь бесшумно открылась и на пороге, прикрыв ладонью глаза от солнца, показалась старуха, сгорбленная и сухонькая.