Граф ходил по покоям, меряя их широким шагом. Ни сна, ни покоя. Эта девчонка сведёт его с ума. Ведьма! Точно, ведьма. Надо же, драться удумала. Откуда столько смелости и дерзости? Да, она же русинка — в этом он не сомневался, — а они именно такие. Вот только нужно было сумку снять. Забыл. Что у неё там? Безделицы.

Герард упал на ложе, закрывая глаза. А сам-то хорош. Чем лучше того насильника в лесу? Не сдержался. Мерзко. Гадко. С девчонкой решил совладать. Ослеп, захлебнулся жаждой обладания, похоть застила разум. Стало стыдно, что не пожалел спасительницу своего сына, отвёл в подвал. Лично.

А она лжёт, выкручивается… Непокорная…

Оправдание себе ищешь? Забыл, что добиться желаемого можно не только кнутом, а и лаской? Понять её нужно было, а не рубить с плеча. Ничего, посидит, одумается, сговорчивее станет.

Душа болела и стонала, словно чуя беду.

— Хозяин, — Франц нерешительно заглянул в кабинет, — вы мне… это… велели отнести в камору еду для иноземки.

Бригахбург обернулся, вопросительно уставившись на мальчишку. Тот замолчал, опустив глаза. Всегда весёлый и подвижный, сейчас он не был похож на себя.

— Ну, — нетерпеливо подогнал его мужчина.

— Так она… это…

— Франц, что? — терпение иссякало. В душу ледяной струйкой просачивалась тревога. — Отказывается есть?

Лицо мальчишки исказила гримаса боли.

— Она преставилась.

— Кто преставился? Франц! — рыкнул он. — Говори яснее!

— Та, красивая иноземка… умерла.

— Да чтоб тебя… — Герард быстро вышел из кабинета, чуть не сбив мальчишку, топтавшегося за дверью. — Почему ты так решил?

Он пожал плечами, отворачиваясь, устремляясь за хозяином, едва поспевая за ним.

Одиночные факелы освещали длинный коридор подвала. Пахнуло сыростью. Сквозняк принёс запах кислых огурцов. В другом крыле на нижнем уровне располагались кладовые.

Дверь в камору была открыта настежь. Возле разбитой глиняной миски с фасолью, не обращая внимания на приближающихся людей, сидела крыса и неторопливо поедала бобы.

— Убью Руперта, — пробубнил его сиятельство, зацепив ногой откатившийся оловянный кубок.

Грызун, оторвавшись от еды, неожиданно свалившейся ему неизвестно откуда, сверкнув красным глазом, нехотя скрылся в темноте соседнего узкого прохода.

Сняв со стены факел, Бригахбург вошёл в камору, освещая перед собой пространство. За спиной слышалось участившееся громкое сопение Франца.

Иноземка лежала у двери на боку, неловко подвернув ногу и прикрыв голову руками.

Передав факел мальчишке со словами: «Свети ниже», Герард с замиранием сердца присел возле неё на корточки. Перевернув её на спину, склонился, всматриваясь в бледное лицо с тёмными кругами под глазами, приоткрытые распухшие искусанные губы серого цвета. На подбородке засохла струйка крови.

— Всевышний… — только и смог выдавить он, чувствуя, как земля уходит из-под ног, как крупная дрожь охватывает тело. На плечи навалилась тяжесть, пригибая к земле, толчками выкачивая воздух из лёгких.

Он опустился на колени и, приложив голову к груди русинки, прислушался. Кроме гулкого стука собственного сердца ничего не услышал. Мертва? Как такое возможно? Почему? Она никогда не казалась ему трусихой. Такая не испугается темноты и не умрёт от страха. Она ходила по ночным коридорам, не боялась разговоров о призраках, хотя другие женщины едва ли ни падали в обморок от одного только упоминания о них. А последняя её выходка? Разве слабая безвольная женщина посмеет ударить мужчину?

Подняв её на руки и прижав к себе, услышал стук упавшего предмета. Тело не показалось окоченевшим. Холодное, оно было ещё гибким и живым. Бригахбург, торопливо шагая по коридору, давал указания Францу:

— Вернёшься сюда. Что-то упало в каморе, подберёшь.

Факел в руке мальчишки дрожал.

— Иноземка преставилась?

— Нет, это бледная немочь. Быстро отыщи Руперта и Бруно. Пусть сейчас же идут в её покои. Принеси туда кувшин горячей воды. Лекарь пусть зелья свои возьмёт, — нетерпеливо повысил голос: — Франц, бегом!

На хозяина оглядывалась челядь, суматошно шарахаясь в сторону, пропуская, опуская глаза. Платье женщины, безжизненно свисающая обнажённая рука, подрагивающая в такт его быстрому шагу, не оставляли сомнений, кто на руках графа.

Удар ноги в дверь. Она отворилась бесшумно. Закрываясь, надрывно скрипнула, словно скорбя. Его сиятельство поморщился, опуская свою ношу на ложе, укрывая по пояс одеялом:

— Ты ведь не преставишься, Птаха? Ты сильная и смелая, — взяв её ладонь, прижал к своим губам: — Что ты с собою сделала? Зачем? Я так тебе противен?