Шестерня мгновенье раздумывал, отозвался:

– Нет смысла. Это у вас так сложилось, что не оказалось мастера. В других наверняка есть. К тому же тварями теперь никто не управляет, так что опасности нет. Ну, сожрут в кои-то веки одного - двух заплутавших... Не велика потеря. К тому же, что-то расхотелось мне договариваться с местными старостами.
– Он мрачно усмехнулся.
– Себе дороже.

– Так куда пойдем?
– повторил Зубило упрямо.
– В неизвестность? Мы никогда не заходили так далеко.

– Значит зайдем, - отозвался Шестерня беспечно.
– Еды взяли?

– Во!
– Бегунец похлопал по заплечному мешку, выпятившемуся горбиком из-за плеча.
– На пару дней точно.

Проход зазмеился, то расширяясь до размеров дома, то сужаясь так, что приходилось протискиваться боком. Шестерня шел неторопливо, лишь время от времени поглядывал по сторонам. Помощники только и делали, что вертели головами, Интереса удостаивалось все: желтоватые пучки плесени, украшенные капельками влаги, выступившие из свода друзы кристаллов, загадочно поблескивающие в отсвете фонаря, вкрапления металлических жил, испятнавшие стены разноцветными брызгами.

Бегунец то и дело всплескивал руками, громко восторгался, заметив очередную диковину, ненадолго замирал, впитывая взглядом и касаясь пальцами. Зубило держался отстраненно, однако любопытство раз за разом прорывалось через напускное спокойствие, сквозило в движениях, лихорадочно блестело из глаз. Он не выдерживал, останавливался рядом с товарищем, разглядывая особенно крупный кристалл, или гроздь сталактитов, угрожающе топорщащихся со свода корявыми лапами.

Порой попадались свертки: мрачные, черные трещины стен. Иногда проход ветвился, распадался на несколько частей. Свертки Шестерня пропускал не глядя, а на развилках ненадолго замирал, после чего выбирал одну из сторон, и уверенно шел дальше. Миновав очередную развилку, Зубило поинтересовался:

– Скажи, как ты выбираешь путь?

– С чего взял, что я выбираю?
– Шестерня в удивлении поднял бровь.
– Иду, куда глаза глядят.

Зубило прищурился, сказал с хитринкой:

– Идти - идешь, да выбираешь. Какие-то места проходишь не глядя, но кое-где останавливаешься, раздумываешь, куда свернуть. Шел бы наобум, кто бы спрашивал?

– А может я уже здесь хаживал?
– Шестерня усмехнулся.
– Останавливаюсь, чтобы освежить память.

Зубило мгновенье подумал, помотал головой.

– Нет. Ты сказал, что пришел с верхних горизонтов. А мы все время идем под уклон.

– Правда твоя.
– Шестерня кивнул.
– Я, хоть и пещерник, но все больше по поверхности хаживал. Хорошо там, тепло, светло, и работы вдосталь.

– Так все-таки?
– Зубило взглянул выжидательно.

Шестерня взъерошил бороду, задумчиво произнес:

– Есть внутри некое чувство: туда ходить не нужно, а сюда можно. Обычно не обманывает.

Затаив дыхание, Бегунец прошептал:

– А что чувствуешь, почему не нужно? Какая-то опасность, неожиданность?

– Какая уж тут опасность.
– Шестерня махнул рукой.
– Обычные тупики. Или, скажем, свод ослаб, порода нестабильна. Что значит, ступать надо мягче, да дурниной не орать.

Зубило сказал с великим уважением:

– Это редкий дар, камень чувствовать. Говорят, раньше, считай каждый второй камень чуял. Драгоценные породы отыскивал, золотые жилы. Но потом все повыродились.

Шестерня скривился, словно от зубной боли, сказал с досадой:

– Глупости это все.

– Что глупости?
– Бегунец распахнул глаза.

– Глупости и байки. Как можно не знать места, где живешь? Смотри вокруг, да примечай. Где какие металлы спрятаны, какой звук у камня, как слои породы перемешаны...

– И что, сможешь чувствовать?
– спросил Зубило неверяще.

– Сможешь знать, - отрезал Шестерня.
– А потом, со временем, как знание вглубь уйдет, и думать не придется.

Зубило смолчал, однако, судя по недоверчивому выражению лица, так до конца и не поверил. Мало ли, что мастер говорит. На то он и мастер, чтобы что-то объяснять, а что-то умалчивать. Было бы так просто, все бы мастерами были. Да только таких днем с огнем не сыскать, все больше косорукие да бестолковые попадаются.

– А ведь тут кто-то недавно проходил, - неожиданно произнес Бегунец, указывая куда-то под ноги.

Шестерня лишь мазнул взглядом, зато Зубило подошел, нагнулся, некоторое время рассматривал мятый, почерневший лоскут, сказал:

– Похоже на обрывок одежды. Вот только не пойму, что это за темные пятна. Грязь, масло, а быть может кровь?

Перед внутренним взором замаячили оскаленные пасти чудовищ. Неужели и здесь? Однако, Шестерня лишь тряхнул головой, отгоняя неприятную мысль. Мало ли откуда взялся на пути обрывок? Мало ли в чем испачкана ткань. И, даже если это действительно кровь, какой можно сделать вывод? Вон, у него до сих пор все руки в царапинах, а на рукаве кровь, что ж теперь, метаться с воплями? Отвлекая помощников, что прикипели взглядом к лоскуту, сказал: