Шрифт:
— Игорь Павлович, вы с нами пойдете?
— Если не помешаю!
— Тогда не мешал, теперь что может? Сколько помню, покойницы никогда Бондарева не ругали.
— Но и не хвалили,— вспомнил кто-то.
На кладбище было холодно, и вереница девчат торопилась. Мороз пробирал до костей.
— Варь, свечку взяла?
— А то как же?
— Девчата, гляньте, сколько снегирей на могиле наших! Навестить прилетели! — заметил кто-то.
— У них все время кто-то живет. То белка или синички кружат. Даже зайчата бегали,— говорила Варя, остановившись у могилы.
Девчата поклонились могиле, поставили свечи, вытащили из сумки поминальное.
— Ну, что? Помянем по маленькой,— налили и Бондареву. Тот, перекрестившись, выпил вместе со всеми.
— Простите, девочки, меня! За все вольные и невольные грехи! Я уже скоро буду с вами. Не обижайтесь и не гоните меня. Примите без упрека,— склонил человек голову.
Все приехавшие стояли перед могилой на коленях, молча молились, глядя на небо.
— Как жаль, что они так рано ушли! — вырвалось у Варвары.
— Может тем они счастливее нас. Бог не стал продлять их муки и забрал к себе.
— Все там будем! Рано или поздно на том свете встретимся,— обронил Игорь Павлович.
— Ой, не гунди. Ты на земле ни хрена доброго не сделал. А еще в загробье набиваешься. Вас всех надо отдельно хоронить, чтоб глаза никого не видели,— возмутилась Галька.
— Хоть на погосте перестаньте брехаться. Это же грех!
— Девчонки, посмотрите, сойка гроздь рябины принесла на могилу.
— Это тут часто случается,— задумалась Варя.
— Может у них и впрямь есть своя жизнь, и девчонки сами накажут своих обидчиков?
— Они уже наказаны. Разве это жизнь, дышать под охраной в своем доме и бояться выйти на улицу, потому что любой зэк может набить рыло. А уж коли совсем насолил, еще и башку скрутят. Память не заглушить.
Девчата заметили, как стайка синичек и снегирей вплотную обсела буханку хлеба, клевала торопливо.
— На здоровье вам! Помяните и вы души наших подружек!
— Девчата, давайте еще по одной, я вконец продрогла! — предложила Ритка, и потянулась с бутылкой к рюмкам.
— Мне хватит. Я больше не могу,— перевернул рюмку кверху дном Игорь Павлович.
Варя молча похвалила человека.
— Не хочешь и не надо. Нам больше достанется,— ответили ему усмехаясь.
На могиле заалели яблоки, разноцветье конфет, печенье и пряники, и, непременная банка повидла стали в ряд на могиле.
— Ешьте, девочки! При жизни не повезло вам, хоть теперь угощайтесь. Горько в детстве жить без сладкого. Куда деваться. Обошла судьба малой радостью,— хныкнула Галька и придвинула яблоки поближе друг к другу.
— Эй, козлик облезлый, съешь хоть что-нибудь за помин девчонок. Так надо по обычаю и если умеешь, помолись за них! — попросили Бондарева. Тот громко рассказал «Отче наш» и первым, поклонившись в пояс, отошел от могилы.
— Слушай, а мне тепло стало. Хотя солнце не появилось. Может это опять к пурге. В этот день после обеда всегда пурга поднимается. Как тогда, много лет назад.
— Будто девчонок оплакивает...
— А кто нас вспомнит, когда уйдем в землю?
— О чем ты завелась, Ритка! Чего тебе не хватает. Дите сначала вырасти и поставь на ноги!
— Это уж как получится. Все от судьбы.,.
Варя знала о своих подругах все до мелочи.
Каждая, едва покинув зону, уехала в город. Но не в Магадан. Приглядели Смоленск. Тут же устроились на работу, а вскоре вышли замуж за своих ребят, какие тоже прошли Колыму. Все получили квартиры, купили дачи. Обзавелись детьми. Поселились все в одной многоэтажке. Двое устроились работать на кондитерской фабрике. Были среди них швеи и парикмахер, юрист и бухгалтер. Умели все, ни к кому не обращались за помощью. Мужья помогали во всем. И тоже умели все. Никакой работой не гнушались. Их никто не видел пьяными. Держались всегда вместе и во всем помогали друг другу. Женщины не просто уважали, они дорожили друг дружкой так, как ни всем родным удавалось. Никогда не ссорились, делились, считались с мнением, и хотя характеры были разными, меж собою и в семьях прекрасно ладили. Их дети ходили в один детсад и вместе играли во дворе.