Шрифт:
Свобода и неволя:
«Замуж не выйду за турка —
Девять лет и еще два года...»
Три кукушки. Первая от зари и до зари — любимая, вторая изредка — сестра, третья — неустанно — мать родная.
Русский король Стефан, не желающий менять веры.
Лес и юнак:
Прекрасная былина о Короле Марке, погубившем силу свою (богоборчество). Прощание с вольной жизнью. Призыв леса.
Русалки и змеи.
Любовь мужа к жене. На десятом году вдовства спрашивает у мертвой:
— Прошла ли теперь твоя оспа?
Светла ли, свежа ли кожа?
Несчастная в замужестве молодая женщина. Ожерелье сдавившее горло — это ее первый милый, а запястья, сковавшие руки — «дети мои, малые дети»...
Три раны: от турецкой сабли, от винтовки тонкой, от девичьих зубок...
Юноша, повстречав девушку, теряет всё: конь вырывается, пес убегает, сокол улетает. Совет матери: — Коня купишь, пса достанешь, сокол прилетит, — догоняй девицу!
Юнак искушает девицу: — «Кому, скажи мне, хранишь, красотка, ты лик свой белый?» — А лик свой белый храню, мил братец, земле я черной. — Кому, скажи мне, хранишь, сестрица, ты щеки красны? — А щеки красны храню, мил-братец, земле я черной. — Кому, скажи мне, хранишь, (и т. д.) Совет юнака: — Отдай мне (перечисление «верху: очи, уста и щечки»)... а Бог... отпустит!
Три пташки поют молодым. Первая в сумерки: вечер! вторая перед полуночью: спать ложиться! третья перед зарею: вставать! Первой молодая — если б знала — дала бы хлеба, второй — сахару, третьей — горькой полыни.
Мгла на горе и над горой — вздохи юноши о милой.
Гора придавила троих пастухов. Первый молит: — У меня мать на воле, второй — сестра на воле, третий — жена на воле. Кого отпустит?
(NB! Знаю: — «Душа — на воле! Ибо бездыханного тела даже гора не хочет. Потому что — простой мертвец. Все вы любите лежать — камнем лежать — на душах: живом». 1933 г.)
(Камнем лежать — на душах живых!)
Отрывок письма (очень сокращено, еле разбираю)
Милый друг [68] ,
Скучаю по Вас. Мне даже жаль, что под самый конец так повернуло. Не чувствовать — вот мое страстное желание. Не болеть (?) — вот решение. «С Вас содрана кожа» — вот слово одного еврея обо мне.
68
По-видимому, обращено к П. П. Сувчинскому
Мне столько нужно Вам сказать — разрываюсь. (NB! Никто никогда не хотел слушать. 1933 г.)
Хочу ходить с Вами по какой-нибудь заставе, м'oсту, в темноте, на полной воле, долго. Этого никогда не будет.
Вы, как имеющий Бога (NB! кому — пишу? Никого что-то не помню «имеющего Бога» которому я бы — такое писала. 1933 г.) неизбежно должны ощущать меня, как низшее, бессловесное, и если когда-нибудь будете любить меня, то как дерево — с безнадежной жалостью. Я — то, с чем Вы уже справились. Не совсем справились, от первой листвы еще немножко больно, но — и это пройдет.
Что еще? Всё. (Noch alles [69] .)
Это письмо сочтите полученным, но не написанным. Да и не письмо.
(«He-письмо» относится к лету 1926 г., С<ен>-Жиль, когда в этой же тетради окончательно правила Тезея.)
Сон:
Огромный богатый особняк во Франции. Комнаты, каких давно не видела, вещи, о которых я давно забыла. Простор, блеск и свет богатого дома (богатства).
69
Еще всё (нем.)
Это Ваш дом, я в гостях у Вас, но Вас нету. Много гостей. (Ни одного мужчины.) Нарядные горничные — blanc et noir [70] — бесшумные и быстрые как тени. Серебряные подносы. Сижу в кругу других. Беседа на французском. Что мы все здесь делаем — не знаю. (NB! Просто — «в гостях». Единственное место где делаешь неизвестно что и где делать — ничего нельзя. Явная отвычка Революции и Чехии. 1933 г.)
Входите Вы, не входите — проходите, быстро минуете. Мне необходимо Вам что-то сказать (что — не знаю). (NB! Знаю: «Не уходи! Побудь со мною...» [71] 1933 г.) Естественно, не окликаю и не гляжу.
70
черно-белые (фр.)
71
Начальная строка популярного романса Н. В. Зубова на стихи неизвестного автора.