Я, заклявший лирой — бога,

Песней жизнь в тебя вдохну!

Ах, что значат все напевы

Знавшим тайну тишины!

Что весна, — кто видел севы

Асфоделевой страны!

Вспомни, вспомни! луг зеленый,

Радость песен, радость пляск!

Вспомни, в ночи — потаенный

Сладко-жгучий ужас ласк!

Сердце — мертво, грудь — недвижна.

Что вручу объятью я?

Помню сны, — но непостижна,

Друг мой бедный, речь твоя.

Ты не помнишь! ты забыла!

Ах, я помню каждый миг!

Нет, не сможет и могила

Затемнить во мне твой лик!

Помню счастье, друг мой бедный,

И любовь, как тихий сон…

Но во тьме, во тьме бесследной

Бледный лик твой затемнен…

— Так смотри! — И смотрит дико,

Вспять, во мрак пустой, Орфей.

— Эвридика! Эвридика! —

Стонут отзвуки теней.

1903, 10–11 июня 1904

На позлащенной колеснице

Она свергает столу с плеч

И над детьми, безумной жрицей,

Возносит изощренный меч.

Узду грызущие драконы,

Взметая крылья, рвутся ввысь;

Сверкнул над ними бич червленый, —

С земли рванулись, понеслись.

Она летит, бросая в долы

Куски окровавленных тел,

И мчится с нею гимн веселый,

Как туча зазвеневших стрел.

«Вот он, вот он, ветер воли!

Здравствуй! в уши мне свисти!

Вижу бездну: море, поле —

С окрыленного пути.

Мне лишь снилось, что с людьми я,

Сон любви и счастья сон!

Дух мой, пятая стихия,

Снова сестрам возвращен.

Я ль, угодная Гекате,

Ей союзная, могла

Возлюбить тщету объятий,

Сопрягающих тела?

Мне ли, мощью чародейства,

Ночью зыблившей гроба,

Засыпать в тиши семейства,

Как простой жене раба?

Выше, звери! хмелем мести

Я дала себе вздохнуть.

Мой подарок — на невесте,

Жжет ей девственную грудь.

Я, дробя тела на части

И бросая наземь их,

Весь позор последней страсти

Отрясаю с плеч моих.

Выше, звери! взвейтесь выше!

Не склоню я вниз лица,

Но за морем вижу крыши,

Верх Ээтова дворца».

Вожжи брошены драконам,

Круче в воздухе стезя.

Поспешают за Язоном,

Обезумевшим, друзья.

Каждый шаг — пред ним гробница,

Он лобзает красный прах…

Но, как огненная птица,

Золотая колесница

В дымно-рдяных облаках.

Октябрь 1903, 1904

Светлый Бальдер! мне навстречу

Ты, как солнце, взносишь лик.

Чем лучам твоим отвечу?

Опаленный, я поник.

Я взбегу к снегам, на кручи:

Ты смеешься с высоты!

Я взнесусь багряной тучей;

Как звезда сияешь ты!

Припаду на тайном ложе

К алой ласковости губ:

Ты метнешь стрелу, — и что же!

Я, дрожа, сжимаю труп.

Но мне явлен Нертой мудрой

Призрак будущих времен.

На тебя, о златокудрый,

Лук волшебный наведен.

В час веселья, в ясном поле,

Я слепцу вручу стрелу, —

Вскрикнешь ты от жгучей боли,

Вдруг повергнутый во мглу!

И когда за темной Гелой

Ты сойдешь к зловещим снам, —

Я предам, со смехом, тело

Всем распятьям! всем цепям!

Пусть в пещере яд змеиный

Жжет лицо мне, — я в бреду

Буду петь с моей Сигиной:

Бальдер! Бальдер! ты в аду!

Не вотще вещали норны

Мне таинственный обет.

В пытках вспомнит дух упорный:

Нет! не вечен в мире свет!

День настанет: огнебоги

Сломят мощь небесных сил,

Рухнут Одина чертоги,

Рухнет древний Игдразил.

Выше радуги священной

Встанет зарево огня, —

Но последний царь вселенной,

Сумрак! сумрак! — за меня.

Ноябрь 1904

«Ты спишь, от долгих ласк усталая,

Предавшись дрожи корабля,