Маленький конвой вошел за внешнее ограждение. Здесь было что-то вроде общины. Не все заключенные работали на полях: кто-то остался в лагере и мыл бараки, скоблил полы, развешивал постиранное белье, занимался прочими хозяйственными мелочами, необходимыми для деятельности такого сложного учреждения. Под отдельным навесом женщины готовили еду в больших котлах, также под присмотром охранников, которые прохаживались по территории, низко надвинув на глаза кепки с козырьком, и бдительно присматривали за порядком. У самой проволочной ограды находилось что-то вроде свободной зоны для заслуживающих доверия, где отдыхали несколько пожилых мужчин, которые со смехом рассказывали что-то друг другу. Однако при приближении странной процессии все разговоры смолкли: негры изумленно уставились на белого, облаченного в полосатую арестантскую робу. Несомненно, до них доходили слухи о том, что в «гробу» держат белого, но они не могли в это поверить. И вот наконец они своими глазами увидели его, живого, во плоти, — белого мужчину, скованного по рукам и ногам, которого вели под конвоем охранники в кепках.

Процессия приблизилась к внутреннему двору. Эрл увидел там Великана в окружении его лизоблюдов, следившего за ним если не со злорадством, то определенно с самодовольством. После сложного ритуала с запорами ворота отворились — поочередно, так, чтобы ни в какой момент одновременно не были открыты все створки. Когда конвой проходил за одни ворота, они запирались за ним, и лишь после этого отпирались следующие ворота.

— Добро пожаловать в «обезьяний дом», — приветствовал Эрла Великан. — Джек, тебе здесь понравится.

Эрл увидел еще один барак с зарешеченными окнами и ряд грубых нужников на улице. Прогнившие деревянные строения скособочились и просели словно под непосильной тяжкой ношей, давившей на них в течение многих лет. Деревянная крыша была выкрашена бледно-зеленой краской, обычной для всех учреждений подобного рода.

— Позволь рассказать тебе, Джек, о твоих новых соседях. Это худшие из худших. Они не просто убийцы — это обезумевшие, дикие негры, самые буйные, самые жестокие. Твоими соседями будут рецидивисты, на чьей совести множество человеческих жизней. Тебе придется столкнуться с самыми отвратительными отбросами нашего штата, которых все с радостью повесили бы, но почему-то не сделали этого, вероятно потому, что эти черномазые убивали лишь других ниггеров, а не белых. И здесь, Джек Богаш, у тебя не будет ни будущего, ни надежды на будущее.

Охранники, окружавшие Великана, злорадно расхохотались.

— Ты не продержишься здесь ни одной ночи. Ты очутишься в таком страшном аду, из которого еще не доводилось возвращаться живым ни одному белому. Впрочем, возможно, побывав там, ты больше не захочешь жить.

Великан склонился к Эрлу, и тот увидел в его черных очках отражение своего исхудалого, изможденного лица.

— Ты станешь для этих черномазых ответом на самые горячие мольбы, Джек Богаш. Там есть один ниггер по прозвищу Полумесяц, самый жестокий чернокожий ублюдок из всех, каких только носит земля, и, говорят, в похотливости он не уступает молодому жеребцу. Сегодня у Полумесяца знаменательный день. Сегодня ночью Полумесяц засияет во всей своей красе, Джек. Итак, Джек, слово за тобой. Что ты выбираешь? Ты называешь нам свое настоящее имя и возвращаешься назад? Или отправляешься в «обезьяний дом»?

— Меня зовут Джек Богаш, — ответил Эрл.

Сэм умел прекрасно ладить с людьми, и люди отвечали ему взаимностью. Это был дар, ниспосланный ему свыше: повсюду, где бы он ни бывал, Сэм заводил друзей.

И теперь, придя к выводу, что он уже достаточно воспользовался расположением и энергией помощника конгрессмена, Сэм обратился к полковнику, командиру артиллерийской батареи, под чьим началом он служил во время войны, к тому самому человеку, который прикрепил ему на грудь Бронзовую звезду за уничтожение немецкой танковой колонны.

Однако теперь Рассел К. Парсонс стал бригадным генералом и перешел на работу в нелепое новое здание таких причудливых очертаний, что один его вид внушал благоговейный трепет: настоящий небоскреб, распростертый на земле, разломленный на пять частей и прозванный Пентагоном из-за своей геометрической формы.

Дозвониться до Парсонса оказалось на удивление просто. Генерал возглавлял некую службу снабжения армии, которая занималась тем, что поставляла зубную пасту, оловянные кружки, презервативы, сигареты «Лаки страйк» и автоматические винтовки «гаранд» в Корею.

— Черт побери, Сэм! — воскликнул генерал. — Рад вас слышать. Как дела?

— Сэр, у меня все отлично, — ответил Сэм, в очередной раз вспоминая, что полковник, а теперь уже генерал был на три года моложе его.

Они немного поболтали о том о сем. Сэм был чертовски хорошим артиллерийским офицером, и генерал был счастлив иметь его под своим началом. Парсонс частенько повторял, что именно такие граждане-солдаты, как Сэм, и победили в войне, а не горстка выпускников академии Уэст-Пойнт, усердно карабкавшихся по служебной лестнице.

Но, разумеется, генерал сразу же понял, что Сэм звонит не из праздного желания поболтать, и быстро перешел к делу:

— Вряд ли вы звоните мне с предложением собраться на вечеринку вместе с семьями, я прав, Сэм?

— Так точно, сэр. Скорее всего, мне не придутся по сердцу ваши дети, и я уверен, что вы придете в ужас от моих.

— Что ж, в таком случае определите цель, наведите орудие и открывайте огонь.

— Сэр...

— Сэм, зовите меня Расселом. Если честно, полагаю, что вы сейчас старше меня по званию, как лицо, избранное на государственную должность.