– Что вы сказали? – наконец слабо отозвалась Нура.

– Прошу прощения, что подал нюхательную соль, но я счел необходимым привести вас в чувство. Ваш брат и матушка уже простились, посему обязан уточнить: не хотели бы проститься и вы? – терпеливо повторил Жнец. Его бледное лицо не выражало ровным счетом ничего. Уголки тонких губ были опущены, под темно-карими глазами пролегли тени, как если бы мужчина не спал несколько ночей. Он глядел на Нуру, но словно смотрел сквозь нее.

– А… Да. Извините, – промямлила она, – я просто задумалась…

– Понимаю, – кивнул Жнец, подавая ей руку. – Позволите?

Нура согласилась и вложила свою ладонь в его, затянутую в черную перчатку. Начало лета выдалось прохладным, но недостаточно, чтобы перчатки не казались лишним атрибутом.

– Надеюсь, вы не против, – Жнец взял ее под локоть, – если я послужу для вас временной опорой, госпожа Йон.

Она благодарно кивнула. Колени дрожали, пока они шли вперед, к круглой площадке, обнесенной кованым забором. Прямо за ним, на возвышении, покоился гроб. Когда Нура подошла ближе, в глазах у нее потемнело, она покачнулась. К счастью, Жнец подхватил ее за талию, прижимая к себе, чтобы спасти от падения.

– Все хорошо, госпожа Йон. – Его дыхание защекотало ухо. – Так бывает, – успокаивал он.

От Жнеца пахло дымом костров и благовониями. Тяжелым ароматом похорон, пропитавшим кожу, черные бездны глаз и каждый звук его голоса. Он будто уже умер, настолько сильно от него веяло смертью. Наверняка он привык к виду трупов. Такая у него работа. Такая у него жизнь.

Нура же сталкивалась с подобным впервые. Девочек не взяли даже на похороны бабушки. Мама решила, что они слишком малы для этого, и оставила их дома. Странно было теперь столкнуться со смертью так – глядя в собственное мертвое лицо.

Кея лежала в простом деревянном гробу, обшитом изнутри бирюзовым атласом. Вокруг него все уставили растениями, а под ними спрятали незажженные благовония. Сестра утопала в цветах, тонкие руки были сложены на груди. В коротких каштановых волосах Кеи змеились изумрудные пряди. Ее одели в черное бархатное платье, и без того бледная кожа теперь отливала серостью. Лицо ее казалось гладким, словно восковое, но умиротворенным, даже уголки губ будто бы приподнялись в расслабленной полуулыбке.

Казалось, что она просто заснула, но вот-вот поднимется… Однако ничего не происходило. Только Нура замерла над сестрой, пытаясь разглядеть в знакомом облике ответы на вопросы, которые роились в голове.

Что скрывала Кея? Кто убил ее? Перед глазами застыли слова из письма: угрозы, компромат… Чем занималась сестра в столице? Почему отдалилась от семьи? Неужели из-за какого-то глупого конфликта? А может, было что-то еще?

– Что же случилось, Кея? – Губы едва шевелились, голос дрожал и терялся в перезвоне колокольчиков. Имя сестры задребезжало в воздухе, рассыпаясь острыми осколками горя.

Нура отчаянно желала понять, почему ее близняшка умерла. Хотелось верить, что однажды удастся получить все ответы. Пускай это не вернет Кею, но, по крайней мере, наказание для убийцы послужит утешением.

Трясущаяся рука опустилась к бескровному лицу, и подушечки пальцев осторожно коснулись ледяного лба.

– Прощай, сестренка.

На мгновение почудилось, что в колокольчиках запутался чей-то голос, откликаясь едва слышно: «Прощай».

На деревянных ногах Нура вышла за ограду и встала между братом и мамой. Голова кружилась все сильнее, а Жнецы уже принялись за дело.

Всего на миг воцарилась тишина. Даже звон прекратился. Только в воздухе затрепетало дыхание, а сердце разгонялось внутри. Вспышка. Белая, яркая настолько, что защипало в глазах. Птицы вспорхнули с ближайших деревьев, а Нура смотрела в магический огонь, за которым ничего не было видно. Но и так ясно, чем занималось пламя. Оно жадно перемалывало гроб вместе с телом Кеи. Запахло оставленными под цветами благовониями, скрывавшими вонь жженой плоти.

Колокольчики пели надрывно, и в их звон вплетались гортанные молитвы Жнецов. Пламя тухло постепенно, пока не показался оставшийся на постаменте пепел. Легкий, почти невесомый, он улетал прочь, подхватываемый ветром.

– Да будет душа ее легка, – распевно заканчивал молитву Жнец, – как пепел тела ее. И пусть дух ее крепнет и возвращается новой искрой пламени жизни. Амэн.

Последнее слово будто сорвало весь дурман предыдущих дней, все стало ясным и видимым. Все стало слишком реальным.

Кея мертва. Ее больше нет и не будет.

Нура взвыла, уткнувшись маме в плечо и рыдая так, как не рыдала никогда до этого. Она плакала, кажется, весь оставшийся день, словно все эмоции от смерти сестры наконец нашли выход. Уставший и опустошенный организм нашел единственное спасение – сон. Глубокий, лишенный грез и кошмаров.

Ночь они провели в арендованной квартире сестры. Нура и мама переночевали вместе в спальне на широкой кровати между балконом и огромным зеркалом почти во всю стену. Брат остался на диване в гостиной.