— Стоять, канальи! — взревел Ржевский, словно неминуемая расплата вырастая из темноты вместе с остальными гусарами. Почти одновременно вторая группа наших товарищей активизировалась за забором. Судя по крикам и грохоту, на телегах остались еще люди.

Воры замерли на мгновение, их лица в свете фонаря исказились от ужаса. Но парни оказались на голову отбитыми. Они не собирались сдаваться без боя.

— Режь гусариков! — хрипло заорал один из них, и в его руке блеснул длинный нож.

Он бросился на Ржевского, который находился к нему ближе всего. Раздался резкий, сухой лязг — сабля поручика отбила удар, высекая сноп искр. Ржевский не фехтовал, он работал — коротко, зло, без лишних движений. Поручик оттеснил вора от пролома, не давая ему скрыться, и после очередного выпада с силой ударил его эфесом по кисти. Нож со звоном отлетел в сторону.

Второй вор, здоровенный, как медведь, с бычьим ревом кинулся на молодого корнета, сбив его с ног. Они покатились по земле в яростной возне. Я увидел, как блеснуло лезвие в руке вора, занесенное над горлом гусара. Внутри меня все похолодело. Однако, корнет тоже оказался не лыком шит. Он с силой оттолкнул мужика, а потом резко ударил его ногой.

Тем временем Лейба завизжал как поросенок, затем метнулся в сторону, пытаясь убежать. И вот этого точно нельзя было допустить. Гнида сто процентов владеет информацией, которая нужна нам, чтоб вычислить всю цепочку.

Я кинулся ему наперерез. Он отчаянно толкнул меня, но я, устоял на ногах, и даже умудрился подставить ему подножку.

Пока Лейба возился в кустах, куда он кубарем улетел после моего маневра, я снова посмотрел на корнета, желая убедиться, что с ним все в порядке. Однако, оказалось, что с порядком было как раз не очень. Мужик-медведь опять навалился на гусара и наш корнет явно проигрывал.

Остальные мои товарищи сражались за стеной. Похоже вторая часть воров тоже не хотела сдавать без боя. Ржевский был занят первым грабителем. Еще двое гусар кинулись на помощь корнету, но я остановил их:

— Хватайте Лейбу! Вяжите его! Я сам!

Времени на саблю не было. Я выхватил пистолет, но, помятуя о своей хреновой манере стрелять, решил не рисковать. А то угроблю кого-нибудь из своих же. Я использовал оружие как дубинку. Сделал два шага вперед и со всей силы, вкладывая в удар злость, которая бурлила внутри, опустил тяжелую рукоять на голову вора. Раздался глухой, влажный звук. Вор обмяк и завалился набок.

Корнет, тяжело дыша, отполз в сторону. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескался ужас и благодарность. По сути, я только что спас ему жизнь. Вор и правда был здоровый, как хрен знает кто. Он легко мог сломать корнету шею.

Схватка закончилась так же быстро, как и началась. За забором слышались довольные голоса наших товарищей, а значит они со своей задачей справились ничуть не хуже. Воздух был наполнен запахом пота, тяжелым дыханием и тихими стонами связанных пленников.

Ржевский подошел ко мне. На его щеке алела царапина. Он посмотрел на неподвижное тело оглушенного мной грабителя, потом на меня.

— Недурно, граф, — выдохнул поручик. Его взгляд был серьезным, сосредоточенным. — Совсем недурно.

Я лишь кивнул, чувствуя, как меня начинает бить дрожь. Адреналин отступал, оставляя после себя тошнотворную слабость. Сказать честно, я никогда не мнил себя героем. А уж после того, как перебрался в Москву, и подавно. Я жил той жизнью, которую мне предложила столица, и вообще не парился. Сейчас же… Сейчас из меня вылезло наружу что-то настоящее, что-то давно забытое. И от этого было немного не по себе.

Мы затащили пленников в караулку и крепко связали. Те мужики, что охраняли телеги, были тупо исполнителями. Поэтому их просто усадили возле стеночки. Меня интересовала троица, которая действовала активно. Двое грабителей и, конечно, сам помощник интенданта.

Причём, если первые сидели молча, мрачно уставившись в пол, то Лейба продолжал биться в истерике.

— Это ошибка! Недоразумение! — всхлипывал он, размазывая по лицу грязь и слезы. Руки мы ему развязали и усадили на стул, исходя из того, что имелся расчёт выбить из гниды письменные признания, — Я служащий интендантского ведомства! Я буду жаловаться! Это самоуправство! Вы еще пожалеете!

Ржевский подошел и с отвращением ткнул его кулаком в плечо:

— Сейчас я тебе пожалуюсь, сволочь! Говори, давай.

— Я ничего не знаю! Я просто исполнял приказ интенданта! Вы не имеете права! Вас заставят пожалеть об этом.

Лицо поручика обрело еще более злое выражение. У Ржевского даже вена на виске набухла и начала пульсировать. Если Лейба сейчас не заткнется, боюсь он его просто придушит.

Я понял, пора вмешаться. Подошел ближе, положил руку на плечо поручику.

— Подожди. С ним нужно иначе.

Затем присел на корточки перед устроившимся на стуле помощником интенданта и заглянул ему в глаза. Попробуем использовать известный в будущем прием:«Добрый полицейский — плохой полицейский».