Краем глаза Шестерня уловил сбоку движение, но, занятый мыслями, не обратил особого внимания. А спустя миг... В спину ударило. Охнув от неожиданности, Шестерня влетел вглубь прохода, замахал руками, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть. Позади что-то лязгнуло, металл скрежетнул по камню, и наступила тишина. Утвердившись на ногах, Шестерня развернулся, выпятив челюсть, двинулся назад, но, уперевшись в преграду, остановился.

Попятнанные ржой, грубые металлические штыри перегородили дорогу, выскочив из незаметных отверстий в стене, где до поры скрывались от невнимательных глаз. Шестерня коснулся штырей, рванул раз, другой. Штыри задрожали, в стене глухо звякнуло, но и только. Шатко, разболтано, но с наскока преграду не сломать. Значит можно и не пытаться. По крайней мере, пока.

С противоположной стороны выплыл огонек фонаря, подсветив лицо тюремщика. Та же улыбка, тот же ласковый взгляд, вот только приветливость исчезла, сменилась пристальным вниманием, оценивающим и холодным. Улыбнувшись одними губами, вершинник произнес:

– Надеюсь, ты не обидишься на мой небольшой обман.

Шестерня всхрапнул, сказал сердито:

– Еще как обижусь. Ты клеточку-то приоткрой. Чтобы, значится, получше было видно.

– Открою.
– Вершинник кивнул.
– Но не сейчас, позже. Пока можешь освоиться, осмотреться, для большего удобства я даже оставлю напротив фонарь.

– Это зачем мне здесь осваиваться?
– Шестерня насторожился.

– Предыдущая партия ушла совсем недавно. Ты первый из следующей.
– Заметив непонимание в глазах собеседника, вершинник пояснил: - Я действительно охотник, только... не на зверей.

Шестерня повернул голову, мельком осмотрелся. Проход оканчивается тупиком. В свете фонаря из тьмы проступили куски грязного тряпья, многочисленные оттиски следов в грязи под ногами, горки нечистот в дальнем углу. Даже если не брать во внимание слова вершинника, понятно, что некоторое время назад в этом загоне держали запертыми отнюдь не животных.

Шестерня поинтересовался враждебно, но вместе с тем с любопытством:

– Где ж ты, болезный, народ берешь? Места не шибко людные.

– Приводят.
– Вершинник пожал плечами.
– Вернее, притаскивают.

Шестерня сморгнул, спросил непонимающе:

– Что значит притаскивают? Меня тоже... притащили?

– И тебя, и всех остальных.
– Тюремщик благостно улыбнулся.
– Только ты в себя пришел чуть раньше. Пришлось разговорами развлекать.

– Раньше чем что?
– спросил Шестерня машинально.

– Раньше чем на своем месте оказался. В загоне.

Раздувая ноздри, Шестерня прорычал:

– Вот погоди, выйду я отсюда, там поглядим, где чье место.

Вершинник покивал, сказал устало:

– Ты не представляешь, сколько раз я уже это слышал. Каждый, кто оказывается в загоне, начинает грозить. Потом, конечно, устают, замолкают. Но по началу - все без исключений.

Шестерня взъерошил бороду, проворчал:

– Я не каждый, потому повторяться не буду. Но ты мои слова запомни, чтобы потом вопросов не было.

Вершинник отодвинулся, но фонарь, как и обещал, оставил. Потоптавшись возле входа, Шестерня сделал несколько шагов вглубь, но отвратительная вонь и нечистоты вынудили вернуться назад. Обхватив себя руками, он присел возле двери, задумался. Пальцы прошлись по панцирю, спустились к ремню, пробежались в одну сторону, в другую. Сердце застучало сильнее, а в горле перехватило. Кошель! На поясе, аккуратно обрезанный, остался лишь ремешок, кошель же исчез.

С трудом сохраняя выдержку, Шестерня поинтересовался клокочущим от ярости голосом:

– Слышь, ушастый. Ты, ножичком-то своим, у меня с пояса, случаем, ничего не срезал?

– Это?
– Из-за выступа скалы на мгновенье высунулась рука, подбросила на руке темное.

Шестерня задышал чаще, сказал с трудом проталкивая слова:

– Оно самое. Вернуть не хочешь?

– Зачем?

Удивление в голосе тюремщика показалось настолько естественным, что Шестерня опешил, сказал с запинкой:

– Ну, как тебе сказать, что б не обидеть...

– Ты, видно, еще не понял, но это простительно. Пещерники вообще туго соображают, - прозвучал отстраненный голос.
– Но я поясню.

– Уж будь любезен, - ответил Шестерня, вложив в голос как можно больше яду.

– Дело в том, что ты отныне никто... Ладно, не отныне, но очень скоро таковым станешь. Сути это не меняет.

– Не понял, - просипел Шестерня, невероятным усилием удерживаясь, чтобы тотчас не объяснить бледнокожему пленителю, как все обстоит на самом деле.

Пропустив восклицание мимо ушей, вершинник продолжил:

– Я уже говорил, но, ты видимо прослушал. Я охотник, ловлю дичь. Что дичь нынче пещерного племени, не существенно. Ловлю не себе, другим. Но это опять же не существенно.