В августе 2002 года над Москвой повисла дымовая завеса. По всей Центральной России горели торфяники, из-за смога отменяли авиарейсы, в городе было нечем дышать. Люба и Родислав переселились на дачу, в Подмосковье было хоть чуть-чуть, но полегче. Леля осталась в Москве, она готовилась к поступлению в аспирантуру. Кроме того, в октябре Библиотека иностранной литературы планировала провести неделю английской поэзии, на которую должны были приехать известные ученые из Великобритании и США, и Леля писала цикл эссе, который собиралась представить на мероприятии.

Каждое утро Романовы ездили с дачи на работу, из-за чего приходилось вставать на час раньше, и после работы возвращались за город. Родислав ворчал, что не высыпается из-за слишком раннего подъема, но в Москву не переезжал: он боялся жить без Любы, он уже давно разучился существовать без нее, без ее заботы, без приготовленной ею еды и постиранных ею рубашек. А самое главное – он не мог спокойно жить без ежедневных разговоров с ней, без ее внимательных глаз и без тех слов, которые ему никто, кроме жены, не скажет. По этим словам выходило, что он, конечно же, прав и никак иначе он поступить просто не мог, а если мог, но отчего-то не догадался или не захотел, то это совершенно простительно, потому что каждый имеет право на ошибку. И вообще, это она, Люба, во всем виновата. Не нужно было кормить Родислава на ночь горячим, только-только из духовки, пирогом с мясом, горячее тесто – пища тяжелая, из-за этого он плохо спал, утром голова была мутной, несвежей, поэтому и решение он принял неправильное.

Они и отца с Тамарой звали пожить вместе на даче, но Николай Дмитриевич не захотел.

– Я боюсь, – признался он. – Вы на целый день будете уезжать, а я останусь один в доме. Что я буду делать?

– Да то же, что и в Москве, – уговаривала его Люба. – Будешь книги читать, телевизор смотреть, будешь сидеть в саду и дышать воздухом, за городом уж всяко больше кислорода, чем в Москве.

– А вдруг что-нибудь случится? Вдруг мне станет плохо? В городе я могу позвонить Томочке, и она сразу же примчится с работы, здесь совсем недалеко, а на даче я кому звонить буду? Пока кто-нибудь из вас приедет, я уже помру.

В этом была своя правда, и Люба смирилась. Они попробовали поступить по-другому: два дня отец жил в Москве, а на следующие два дня, когда Тамара не работала, они приезжали на дачу, но после второй поездки Головин запротестовал, дескать, ему тяжело переносить такую долгую дорогу, его в машине укачивает. Что ж, восемьдесят шесть лет, и с этим придется считаться. И хотя генерал до сих пор руководил Советом ветеранов МВД, ездил на собрания и выступал с докладами, в быту он становился все более беспомощным и слабым.

– Давай на выходные пригласим Ларису с Костиком, – предложила как-то Люба.

– У них же есть своя дача, – недоуменно откликнулся Родислав.

– Ой, да какая там дача? Смех один. Во-первых, она очень далеко, туда трудно добираться без машины, а во-вторых, там шесть соток и скворечник из фанеры. А у нас сосны, озеро и дом большой. Пусть малыш погуляет, побегает, искупается. Мы шашлыки сделаем. Давай?

– Ну, давай, – нехотя согласился Родислав.

После признания Геннадия он искренне не понимал, зачем нужно продолжать опекать Ларису и ее сына. Соседка всегда была ему в тягость, а уж теперь-то тем более.

Лариса приняла приглашение с радостью: у Костика как раз в субботу день рождения, ему исполняется шесть лет, и как здорово, что можно будет устроить маленький семейный праздник.

– Только, тетя Люба… – неуверенно произнесла она. – Ничего, если с нами приедет мой друг?

– Ну конечно, – тут же разрешила Люба. – Приезжайте все вместе.

Она не стала спрашивать по телефону, что это за друг и насколько серьезны его отношения с Ларисой, решила, что все увидит сама.

Лариса появилась в субботу прямо с утра, ведя за руку Костика. Рядом с ней вышагивал невысокий, чуть выше самой Ларисы, молодой мужчина, узкоплечий, худенький, некрасивый, в джинсах и свободно болтающейся на утлом торсе футболке.

– Это Василий, – представила его Лариса.

Родислав окинул гостя насмешливым взглядом, пожал ему руку и пригласил в дом, а Люба тут же потащила Ларису на кухню, чтобы обсудить меню. Родислав нашел в сарае свой детский велосипед, посадил на него мальчугана, и мужчины с Костиком отправились на озеро купаться, а женщины занялись мясом и пирогами. Любе очень хотелось спросить про Василия, но она деликатно молчала, ожидая, что Лариса сама все расскажет. Та, однако, ничего не говорила, словно не было ничего необычного в том, что она привела какого-то мужчину в дом к Романовым.

– Тетя Люба, это ваша дача? – неожиданно спросила Лариса.

– Конечно, – удивилась Люба. – Ты же знаешь, тебя сюда привозили, еще когда ты была маленькой.

– Я в том смысле, что это дача вашей семьи или дяди Родика?

– Ах вот ты о чем! Это дача Евгения Христофоровича, отца Родислава Евгеньевича, он ее получил за заслуги в области науки. А что?

– Значит, дядя Родик здесь жил, когда был совсем ребенком?

– Естественно, – улыбнулась Люба. – Мы с ним как раз здесь и познакомились, когда ему было тринадцать лет, а мне всего одиннадцать. А ты почему спрашиваешь?