Шрифт:
Варвара Сергеевна. Чье же это платье, мамаша?
Пауза.
Надежда Петровна. Вы спервоначалу побожитесь, что никому не скажете, потому что я сама побожилась, что никому не скажу.
Варвара Сергеевна. Ей-богу, маменька, не скажу.
Надежда Петровна. А ты, Павлуша?
Павел Сергеевич. Мне божиться нельзя.
Варвара Сергеевна. Побожись, Павел, никто не услышит.
Павел Сергеевич. Ей-богу, не скажу.
Надежда Петровна. Это платье, дети мои (крестится), государыни нашей, императрицы Александры Федоровны.
Пауза.
Павел Сергеевич. Простите меня за намек, мамаша, но вы врете.
Надежда Петровна. Вот как на исповеди, не вру. Хочешь, так сам посмотри. (Отпирает сундук.)
Павел Сергеевич. Мамаша, да оно совсем новенькое.
Варвара Сергеевна. Ох и смелая эта портниха была, которая государыне шить не побоялась.
Павел Сергеевич. Дура ты, Варька, государыням портнихи не шьют.
Варвара Сергеевна. А кто же?
Павел Сергеевич. Генеральша какая-нибудь, а может, и княгиня даже.
Варвара Сергеевна. Хотелось бы мне посмотреть, мамаша, как оно получается, когда в нем женщина.
Павел Сергеевич. Подобных женщин не держат в России.
Варвара Сергеевна. А что, если я?!
Павел Сергеевич. Твоего сложения на такое платье не хватит. А Настька! Обратите внимание, мамаша, Настьке будет как раз по мерке.
Надежда Петровна. Что ты! Что ты!
Павел Сергеевич. Да, да, Настька! Настька! Настька!
Варвара Сергеевна с платьем уходит.
Явление двенадцатое
Павел Сергеевич и Надежда Петровна.
Надежда Петровна. А знаешь, Павлушенька, мне Тамара Леопольдовна пенсию обещала выхлопотать.
Павел Сергеевич. За что пенсию?
Надежда Петровна. За спасение России.
Павел Сергеевич. Как за спасение России? Во-первых, коммунисты Россию спасти не позволят.
Надежда Петровна. Кто же, Павлуша, их будет спрашиваться, когда не сегодня-завтра французы в Россию царя командируют.
Павел Сергеевич. Как царя? Вы понимаете ли, мамаша, о чем вы говорите. Если в Россию на самом деле какого-нибудь царя командируют, то меня тут же безо всяких разговоров повесят, а после доказывай, что ты не коммунист, а приданое.
Надежда Петровна. Но, Павел, пенсия.
Павел Сергеевич. Ну зачем же мне в мертвом виде ваша пенсия, маменька?
Надежда Петровна. А если тебе за такое геройство каменный памятник высекут?
Павел Сергеевич. Высекут?
Надежда Петровна. За такое геройство обязательно высекут. В назидание потомству. Все равно как первопечатнику какому-нибудь.
Павел Сергеевич. А меня с ним, мамаша, не спутают?
Надежда Петровна. Тебя, Павел, ни с кем не спутают, у тебя очень фигура представительная.
Павел Сергеевич. Фигура-то у меня действительно ничего. Значит, мне, маменька, в партию вступать нельзя.
Надежда Петровна. Как – нельзя? А с чем же мы Вареньку замуж выдадим?
Павел Сергеевич. Но вы забываете, мамаша, что при старом режиме меня за приверженность к новому строю могут мучительской смерти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если у тебя платье?
Павел Сергеевич. Ну, стало быть, при новом режиме за приверженность к старому строю меня могут мучительской смерти предать.
Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если ты в партии?