Шрифт:
Джоне все было интересно: как Симон познакомился с будущей женой, как выбрал профессию, как ориентируется в таком бедламе вслепую. Но — слишком много вопросов.
— Здесь ничего нет, кроме одежды.
— Я купил ему компьютер, — сказал Симон. — Его тут нет?
— Не видать.
— Значит, там, в углу. Проверьте.
Джона пробрался через частокол подставок для микрофонов и воткнулся в низкий металлический столик, накрытый клетчатой скатертью. С полдюжины приборов, подключенных к одному и тому же перегруженному пилоту, мигали зелеными огоньками. Под пилотом обнаружился тонкий, пыльный планшет.
Он принес свою добычу Инигесу, и тот пояснил:
— Купил ему, чтобы он мог поискать работу, написать резюме. Не знаю, что в нем, это его личное.
— Я бы поискал номер, — попросил Джона.
— Не хочу, чтобы жена пришла и застала вас здесь. Забирайте его домой.
Джона помедлил:
— Вы уве…
— И не сообщайте мне, если что-то обнаружите. Ничего не хочу знать. Позвоните, когда надумаете возвратить. «Кросс-Бронкс студио», зарегистрированный телефонный номер. Сперва звоните.
— Обязательно.
Инигес двинулся обратно по лестнице:
— Дорогу найдете сами.
Джона сказал:
— А остальные вещи…
— Я разберусь с ними. Или вам что-то нужно? Хотите рубашку?
— Нет, спасибо.
Наверху Инигес остановился, крупный торс подсвечен желтеющим светом.
— Можете все забрать, — сказал он. — Мне это в доме ни к чему.
27
Понедельник, 29 ноября 2004
Психиатрическое отделение для детей и подростков,
первая неделя практики
Взрослые болеют, детям нездоровится. У тридцатилетнего эпилепсия, у девятилетнего судорожная готовность БОЗ (Без Определенного Диагноза), как будто отсутствие ярлычка поможет отсрочить пожизненный приговор.
Имеется и практическая причина БОЗировать детей — слишком часто их симптомы не укладываются в диагностическую классификацию. И нигде эта проблема не ощущается так остро, как в педпсихе, где первым делом требуется отделить нормальную детскую неустойчивость от недуга. Все пятилетки малость психованные.
На пару с мягкосердечным психиатром Шерваном Сулеймани Джона обходил палаты, присутствовал на консультациях. В тот день все пациенты как на подбор были веселы, полны гениальных идей, передразнивали певучий персидский акцент доктора. В большинстве своем — Странные Детки Без Определенного Диагноза. Были и другие, кого такими сделала жизнь — домашнее насилие, грубое пренебрежение, — их фантазия словно рассыпалась на куски, и малыши взирали на Джону с ледяной жалостью, будто ему еще многое в жизни предстояло понять.
Одна из таких пациенток, щуплая шестилетняя обитательница испанского Гарлема, провела в больнице два дня, пока социальные службы решали, куда ее девать. Мать привела ее сюда, чтобы спасти от отца-насильника, и тут же, в психиатрическом отделении, скончалась от сердечного приступа. Отец растворился в эфире, чему, в общем-то, все были только рады.
Девочка все это время так рыдала, что открылось носовое кровотечение, и Джона попытался его остановить. Малышка грызла свои неровные косички, икала, дергала ногой.
— ДеШона? — заговорил с ней Сулеймани.
Девочка фыркнула, отодвинулась от студента:
— Хватит меня лапать.
Сулеймани знаком попросил Джону не обижаться. Джона кивнул, кинул окровавленные тампоны в мусор.
— Мы поговорили сегодня с твоей тетей, — сказал Сулеймани. — Она присмотрит за тобой какое-то время.
От такого известия ДеШона разрыдалась еще горестнее.
— Не хочу ее, хочу мамочку!
— Конечно-конечно, — сказал ей Сулеймани. — Знаю, тебе сейчас очень больно. Иногда помогает, когда выговоришься. Будь она сейчас здесь, что бы ты ей сказала?
Девочка вынула изо рта крысиный хвостик, деловито глянула на врача:
— Сказала бы: мать твою, сука!
В тот вечер Ланс вернулся домой с неправдоподобно темным загаром и с панеттоне в красивой коробке.
— Солярий, чувак. Вся Европа на нем помешалась. У графа прямо в подвале. Я там, наверное, по часу каждый день торчал. Как думаешь, не повредит моим репродуктивным способностям?
— Если бы!
Ланс протянул ему панеттоне:
— Традиционное угощение на Рождество, но в эпоху глобального туризма продается круглый год. ЕС санкционировал.