Шрифт:
— Нет, не хочу! Зачем они мне?
— Ну, ради интереса глянуть,— настаивал дед.
— Слушай, я еще дружу с головой и терять ее не хочу.
— Бздилогон ты, а не мужик. Вот в прошлый раз я ходил с газетчиком по нашим местам. Так он со своей кинокамерой чуть в задницу к медведю не залез. Волчью случку заснял, даже как появляется на свет волчонок, все дал. Вот это мужик, ничего не боялся. Драку зэков заснял. И хоть бы что. Все условия наши показал вместе «с парашей». И меня под шконкой. А ты всего боишься. Нет, плохой ты журналист и человек. Уж очень осторожный. У нас таких не любят,— хмыкнул дед.
— Уж, какой есть, такого прислали.
— А что ж ты тут увидишь от Колымы? В бараки заходить не хочешь. А мою избу фотографировать, так кому она нужна кривобокая. Ее уже все видели и знают,— приуныл старик.
— Глянь-ка вот сюда! Первая могила зэка. Тут Прохоров Иван похоронен. Нечаянно под бульдозер попал, когда площадь под погост очищали, ровняли место. Не удержался на подножке и попал под трак. Его враз в лепешку размазало. Ну, собрали в кучку остатки и закопали как есть. Так и стал первым упокойником. Все хотели ему крест поставить, да ни один не устоял, все падали. Так вот и лежит как нехристь. А рядом с ним Илюшка. Тот потонул в речке. Ну, куда девать? Сюда приспособили. Вдвух все ж веселей лежать. Они и при жизни дружили. И нынче вместе озоруют. Случается, приходят к зоне в пургу. Кричат, мужуков зовут. Но никто не выходит. Зябко. А они бесятся, заборы ломают, вышки валят. Даже людей и собак уносят ветром. Никто их опосля не находил. Один раз крышу снесли у барака. Далеко уволокли. Два дня искали. Но потом поставили. А сколько дверей и окон повырывали — ни счесть. Чем больше покойников, тем больше озорства. Скушно им в земле, вот и фулюганят.
— А в прошлом годе заместителя начальника тюрьмы уволокли. Он в отхожку пошел, в тулупчике, в шапке, так и его сгробастали, как слизали с порогов. Был мужик и не стало. Вместе с тулупчиком и шапкой пропал. Ничего не осталось. Сколько искали, ни хрена не нашли. Да и что брехать, в пургу волки от зоны не отходят. Приловили где-то и будь здоров. Вместе с тулупом сожрали. Они у нас шустрые, не зевают, свою добычу не пропустят.
— И только возле зоны живут. А вольнонаемных не обижают?
— Нет. Тут одни зэки. В эту зону другие не пошли работать. Далеко и страшно показалось им. Никто собою рисковать не станет. Жизнь одна и у нас и у них.
— Мне, конечно, терять особо нечего. Я уже пожил сколько надо. А вот тебе, Игорь, рановато голову в волчью пасть пихать. Поживи. Ты еще многим людям нужен.
Они возвращались узкой тропинкой. Вслед им, не мигая, смотрели сотни волчьих глаз. Они с радостью побежали бы за людьми, но было очень светло и слишком близко от зоны. Звери тоже не хотели рисковать.
— Слышь, Игорь, а ведь не помчались за нами стаи. Значит, обоим нужно жить. Что-то еще не сделано на земле. И волки почуяли, не стали мешать.
— Это уже мистика, старик. Не очеловечивай зверя. Они испугались близости зоны. А и у самих полно волчат. Они маленькие. Их подставлять не захотели, вот и вся разгадка. Сам говоришь, волк — зверь осторожный.
— Ладно, Петрович! Как бы ни было, живыми воротились. С той стороны это редко кому удается,— ускорил шаг Игорь Павлович.
Вскоре они вернулись в избу, грелись чаем, вспоминали подробности прогулки.
— Завтра я в другую зону поеду. Подальше к северу, у тебя здесь тоскливо, все как в прежних зонах, ничего новенького, необычного. Обо всем, что ты рассказал, я уже слышал раньше, а впустую время тратить неохота.
Старик заметно обиделся, но спорить не стал. Не понравилось у него журналисту. Что делать? Дед и не знал, кто ж был у него на самом деле.
Игорь Павлович грелся возле печурки, набирался тепла на предстоящий день. Он знал, будет трудно и холодно. Но надо выдержать.
— Ты вот что, Игорек, оденься потеплее, возьми мой тулупчик. Мне он уже не нужен, а тебе сгодится. Да и великоват, мешком мотается как на колу, тебе в самую пору придется. Авось, сгодится не раз, когда-то добрым словом помянешь,— предложил дед свое единственное сокровище и вскоре проводил Игоря к трассе.
— Вот эта зона обитаемая. И народ веселый тут дышит. Хоть погост вокруг, не унывают, не хандрят, наверно привыкли. И ты с ними не соскучишься. Они часть кладбища расчистили и теперь там в хоккей играют.
— На погосте? — икнул Бондарев.
— А что тут такого? Живое для жизни живет,— ответил водитель улыбчиво.
И вправду, в скрытом дворике зоны зэки играли в хоккей. Мужики даже внимания не обратили на чужака. Играли, как озорные мальчишки, выбивали друг у друга шайбу.
— Эй, мужики, где у вас старший? — спросил их Бондарев.
— Наверху. Иди по лестнице. Как раз к нему попадешь,— ответили хором.
— Что? Удивились? Зэки и хоккей? Как это можно увязать? Зато драк, попоек, наркоты, вообще нет. Курильщиков стало меньше. Нарушений режима нет. Работают без замечаний и меж собой не базарят,— ответил начальник зоны.