– Почему? Потому что несколько благочестивых лицемеров откажутся от приглашения? Обойдемся и без них. Мне хочется видеть молодежь – людей веселых и приятных. Кроме того, я уверена, другие тоже приедут. Мой дорогой Малкольм сам сказал как-то, что виргинцы больше всего на свете любят балы и веселье. Был бы повод! А вы сами не раз отмечали, что теперь я стала настоящей леди.

– Иногда… – Андре подавленно вздохнул. – Иногда, дорогая Ханна, этого недостаточно.

Даже Бесс была против.

– Я понимаю, что это означает для тебя лишнюю работу, Бесс, но…

– Не в работе дело, золотко. Бог видеть, мне нравиться большие балы, как и тебе. А плохо быть тебе, детка. Эти благородные белые господа косо смотреть, что ты давать бал так скоро после смерти маста Вернера.

– Но, Бесс, ведь прошел уже почти год! – жалобно сказала Ханна. – Ты говоришь совсем, как Андре!

– А ты слушать внимательно этот Андре. Такой изящный джентльмен, уж он-то все знать о таких делах. Сперва этот человек мне не очень-то нравиться, но он умный. И он принимать близко к сердцу твои интересы. Ты слушать его, если не хотеть слушать старую Бесс.

Но Ханну нельзя было переубедить.

– На этой неделе я разошлю приглашения, Бесс, и хватит об этом.

Бесс покачала головой:

– Господи, золотко, в тебе словно черт сидеть и заставлять все время показывать язык людям!

Бесс и Андре оказались правы. Бал потерпел полную неудачу.

Ханна старательно готовилась к нему – обильное угощение и выпивка, музыканты, приглашенные из Уильямсберга. По рисунку Андре ей сделали новое платье, на этот раз из белого шелка. Вся она сверкала драгоценностями, покрывавшими ее шею и руки. Андре сказал, что она красива, как никогда, и она знала, что это правда.

Но гостей собралось обескураживающе мало. Женщин почти не было, а те немногие, что приехали, явились, как поняла Ханна, только для того, чтобы поглазеть и пошептаться на ее счет; они запретили своим мужьям, ослепленным красотой Ханны, танцевать с ней. Мужчин было гораздо больше, чем женщин, и в основном это были люди холостые.

– Не понимаю, чему вы так удивляетесь, дорогая леди, – прошептал ей Андре. – Вы – завидная партия для молодого человека, желанная награда.

– Это почему?

– Потому что вы красавица и потому что вы вдова. В основном же потому, что вы богатая вдова.

– Вы имеете в виду, что они хотят жениться на мне? – испуганно спросила Ханна.

– Naturellement. – Лицо его озарила проказливая улыбка. – Теперь они начнут преследовать вас, поскольку, дав бал, вы показали им, что ваш дом открыт.

– Но я затеяла бал не для этого!

– А они уверены, что именно для этого. О, можете не сомневаться, дорогая Ханна, что начиная с этого вечера они будут ходить за вами по пятам!

– Я вам не верю.

– Моя дорогая Ханна, какими бы качествами вы ни обладали, глупость не входит в их число. – Андре многозначительно вздохнул. – Скоро вы сами увидите, что я прав.

Вскоре, однако, уныние покинуло Ханну. В положении единственной незамужней дамы были свои преимущества. Она была нарасхват. Рядом с ней постоянно оказывался какой-нибудь молодой человек, ждущий своей очереди. Она танцевала, танцевала и иногда случалось, что в огромном зале танцует только хозяйка со своим партнером. Андре тоже часто танцевал, галантно ухаживая за замужними дамами. Но все же супружеские пары редко появлялись в бальной зале.

Тем не менее, как отметила Ханна, все они отдавали должное угощению и напиткам. Это ее возмутило, и она принялась отчаянно кокетничать со всеми мужчинами – и женатыми, и неженатыми. Дамы бросали на нее убийственные взгляды, но Ханна, высоко держа голову, веселилась напропалую и то и дело посылала очередного партнера принести ей стакан вина.

Андре внимательно наблюдал за ней, и его охватила жалость. Но вскоре он понял, что ошибся. Возможно, Ханна увидела, что бал не удался, – поэтому и держалась столь вызывающе, – но все же ясно, что она в кои-то веки почувствовала себя красивой молодой женщиной. Галантные кавалеры не отставали от нее, оспаривая друг у друга ее милости. Глядя, как Ханна кружится по залу, как волосы ее блестят, словно золото, в свете свечей, как губы ее алеют, словно только что распустившаяся роза, как глаза ее сверкают, словно драгоценные камни, как ее пышные груди, кажется, вот-вот вырвутся на волю из тесных пределов открытого лифа, Андре думал о том, сколько молодых людей обратятся в бегство, прежде чем их возбужденное состояние станет очевидным до неприличия. О чем же тут жалеть! И француз засмеялся, закинув голову.

Неуклюжая толстуха, которую он обнимал, спросила, надув губы:

– Неужели я так плохо танцую, что кажусь вам смешной, месье Леклэр?

Особое ударение, которое она сделала на слове «месье», заставило Андре поморщиться. Чтобы скрыть свои чувства, он быстро ответил:

– Non, non, мадам, я смеюсь вовсе не над вами. Просто вспомнил одну шутку. – Он высвободил руку и повертел пальцем у виска. – Как я заметил в свое время одному человеку, я, наверное, немного не в себе.

От танцев и вина голова у Ханны пошла кругом. И она сказала, обращаясь к очередному партнеру: