В Кашане-городке мы почти месяц стояли, пока все не исправили. Злился Стоян, да и было отчего – к торжищу опаздывал, боялся, что, пока до Булгара доберемся, цены упадут, а кому охота внакладе оставаться. Так что, как только снова на реку смогли мы ладью спустить, пришлось нам в работу пуще прежнего впрягаться.

Добрались мы до Булгара, когда по реке уже ледяная шуга поплыла. Ладья наша под вечер к пристани подошла, как раз солнышко за холмы садиться стало.

– В наволочь Хорсе гнездится, – вздохнул Рогоз. – Как бы ночью снег не пошел.

Мы канат причальный только бросить успели, а тут кто-то как завопит.

– Что это? – спросил я Рогоза. – Или режут кого?

– Нет, – ответил он. – Это волхвы местные народ на требу созывают.

– Чего же они так надрываются? – усмехнулся Просол.

– А ты рожу-то не криви, – урезонил его Ромодан-кормчий. – Всяк по-своему богов славит, и не тебе обычаи чужие осмеивать [20] .

– Да я ничего, – стушевался малый.

– Ничего – это место пустое, – сказал кормчий. – Ты когда в город выйдешь, себя блюди, чтоб по поступкам твоим нас хаять не начали.

Пока грузали ладью опорожняли, Стоян нас на берег отпустил. Шумным мне град показался. Стены у Булгара каменные, башни высокие, а ворота широко распахнуты. Время осеннее – время торговое. Со всех концов света купцы товар везут. Торжище здесь Ага-Базар прозывается. Вот по этому базару мы и прошлись.

– Ой, что за лошадь чудная? – Просол глаза от удивления выпучил.

А я, хоть и не робкого десятка, однако от невидали такой за рукоять меча схватился.

– Это животина добрая, – Рогоз нам пояснил. – Верблюдой прозывается. Вишь, горбыль у нее какой? Она в том горбыле воду возит. Потому может по полю дикому целый месяц скакать и поклажу на себе тащить. За то купцы ее и ценят. Да не пужайся ты, – хлопнул он Просола по плечу. – Она же не лягается. Плюнуть может, ну так ты утрешься да дальше пойдешь.

– Чудеса! – не смог сдержать восхищения малой.

– То ли еще будет, – пообещал старик.

И прав Рогоз оказался – на Ака-Базаре чудес хоть отбавляй. Пестро вокруг и многоязыко. От товаров диковинных лавки ломятся, от каменьев и украшений ярких глаза разбегаются, только мне не до чудес базарных. Надо мне было Ильяса Косоглазого найти. Потому я потихоньку от своих отстал и на невольничий рынок отправился.

Пустым оказался рынок.

– Время для торгов не настало еще, – посетовал замухрышка-сторож. – По весне торги начнутся, а пока тихо у нас. Ловцы только по морозу в походы уходят, когда Священная река в лед оденется.

– А Ильяса мне где найти? – спросил я его.

– Косоглазый в домине своей живет. Во-он там, за бараками. А тебе чего от него нужно?

– Так, – отмахнулся я. – Поговорить нужно.

Дом у Ильяса и впрямь большим был, в два этажа и с пристройками. Глиной обмазан, мелом выбелен. Прав сторож – не дом, а домина.

Постучал я в ворота низкие, за тыном кобели забрехали.

– Кого там шайтан принес? – мне из-за двери крикнул неласково.

– Мне Ильяса бы повидать.

– Зачем тебе хозяин?

– Дело у меня к нему выгодное, – отвечаю.

Стихло все за тыном. Я постоял, подождал – никого.

– Чего они там? Вымерли, что ли? – собрался уже через забор лезть.

Слышу, шаги как будто. Точно.

Открылась калитка.

– Заходи, – говорят. – Хозяин принять может.

Зашел я внутрь. На пороге меня двое встретили. Огромадные детины, а лица у них – не приведи Даждьбоже с такими в темном лесу встретиться.

– Оружие есть? – спрашивают.

– Меч вот, – говорю, – да кинжал еще.

– Отдавай.

– Это зачем еще? – удивился я.

– Чтоб хозяину спокойней было.

Отстегнул я меч и кинжал отдал.

– Пойдем, – говорят.

Ильяс Косоглазый не таким уж и косым оказался. Глаза у него обычные, только уж больно колючие.

– Рад повидаться, гость дорогой. Как здоровье, все ли в порядке? – говорит, а на лице улыбка широкая, словно и вправду только и ждал, когда я к нему наведаюсь.

– Хвала Богам, – с поклоном я ему отвечаю. – А у тебя, надеюсь, все ладится?

– Слава Аллаху, все движется, – он мне, а потом в сторонку отступил: – Проходи, присаживайся, угощайся, – жестом широким меня приглашает.

Посреди клети просторной у него ковер дорогой. На ковре подушки расшитые, а меж ними яства всяческие на блюдах дорогих.

– Я уж как-нибудь после хозяина, – ответил я степенно.

Он на подушку уселся, ноги под себя подвернул, ну, и я присел рядышком.

– Я хотел…

– Ты вначале поешь, а потом о деле поговорим, – перебил он меня.

Что ж поделаешь тут? Пришлось согласиться.