– А ты знаешь жирный шрифт? Ого!
– сказал мальчик из другой деревни.

А еще двое говорили:

– Нам хоботковых насекомых Афанасий Петрович показывал!

– А мы их прошли уже. Мы птиц учили до кишок!

– Вы до кишок только, а мы всех птиц до перелёта проходили.

"А я ничего не знаю, - подумал Артем, - я только маму люблю! Убегу я домой!"

Зазвенел звонок. На крыльцо школы вышла учительница Аполлинария Николаевна и сказала, когда отзвенел звонок:

– Здравствуйте, дети! Идите сюда, идите ко мне. Все ребята пошли в школу, один Артем остался во дворе.

Аполлинария Николаевна подошла к нему:

– А ты чего? Оробел, что ли?

– Я к маме хочу, - сказал Артем и закрыл лицо рукавом.
– Отведи меня скорее ко двору.

– Нет уж, нет!
– ответила учительница.
– В школе я тебе мама.

Она взяла Артема под мышки, подняла к себе на руки и понесла.

Артем исподволь поглядел на учительницу: ишь ты, какая она была, - она была лицом белая, добрая, глаза ее весело смотрели на него, будто она играть с ним хотела в игру, как маленькая.И пахло от нее так же, как от матери, теплым хлебом и сухою травой.

В классе Аполлинария Николаевна хотела было посадить Артема за парту, но он в страхе прижался к ней и не сошел с рук. Аполлинария Николаевна села за стол и стала учить детей, а Артема оставила у себя на коленях.

– Эк ты, селезень толстый какой на коленях сидит!
– сказал один мальчик.

– Я не толстый!
– ответил Артем.
– Это меня орел укусил, я раненый.

Он сошел с коленей учительницы и сел за парту.

– Где?
– спросила учительница.
– Где твоя рана? Покажи-ка ее, покажи!

– А вот тута!
– Артем показал ногу, где гусак его защемил.

Учительница оглядела ногу.

– До конца урока доживешь?

– Доживу, - обещал Артем.

Артем не слушал, что говорила учительница на уроке. Он смотрел в окно на далекое белое облако; оно плыло по небу туда, где жила его мама в родной их избушке. А жива ли она? Не померла ли от чего-нибудь - вот бабушка Дарья весною враз померла, не чаяли, не гадали. А может быть, изба их без него загорелась, ведь Артем давно из дому ушел, мало ли что бывает.

Учительница видела тревогу мальчика и спросила у него:

– А ты чего, Федотов Артем, ты чего думаешь сейчас? Почему ты меня не слушаешь?

– Я пожара боюсь, наш дом сгорит.

– Не сгорит. В колхозе народ смотрит, он потушит огонь.

– Без меня потушат?
– спросил Артем.

– Без тебя управятся.

После уроков Артем первым побежал домой.

– Подожди, подожди, - сказала Аполлинария Николаевна.
– Вернись назад, ты ведь раненый.

А ребята сказали:

– Эк, какой - инвалид, а бегает!

Артем остановился в дверях, учительница подошла к нему, взяла его за руку и повела с собою. Она жила в комнатах при школе, только с другого крыльца. В комнатах у Аполлинарии Николаевны пахло цветами, тихо звенела посуда в шкафу, и всюду было убрано чисто, хорошо.

Аполлинария Николаевна посадила Артема на стул, обмыла его ногу теплой водой из таза и перевязала красное пятнышко - щипок гусака - белой марлей.

– А мама твоя будет горевать!
– сказала Аполлинария Николаевна.
– Вот горевать будет!

– Не будет!
– ответил Артем.
– Она оладьи печет!

– Нет, будет. Эх, скажет, зачем Артем в школу нынче ходил? Ничего он там не узнал, а пошел учиться - значит, он маму обманул, значит, он меня не любит, скажет она и сама заплачет.

– И правда!
– испугался Артем.

– Правда. Давай сейчас учиться.

– Чуть-чуть только, - сказал Артем.

– Ладно уж, чуть-чуть, - согласилась учительница.
– Ну, иди сюда, раненый.

Она взяла его к себе на руки и понесла в класс. Артем боялся упасть и прильнул к учительнице. Снова он почувствовал тот же тихий и добрый запах, который он чувствовал возле матери, а незнакомые глаза, близко глядевшие на него, были несердитые, точно давно знакомые. "Не страшно", - подумал Артем.

В классе Аполлинария Николаевна написала на Доске одно слово и сказала:

– Так пишется слово "мама".
– И велела писать эти буквы в тетрадь.

– А это про мою маму?
– спросил Артем.

– Про твою.

Тогда Артем старательно начал рисовать такие же буквы в своей тетради, что и на доске. Он старался, а рука его не слушалась; он ей подговаривал, как надо писать, а рука гуляла сама по себе и писала каракули, не похожие на маму. Осерчавши, Артем писал снова и снова четыре буквы, изображающие "маму", а учительница не сводила с него своих радующихся глаз.