Шрифт:
— Давление падает! — крикнул из-за ширмы Артем. — Сто на шестьдесят… девяносто на пятьдесят… восемьдесят…
— Черт! — Шаповалов встал ко мне вплотную. — Зажимы! А я попробую «Искрой»!
Он приложил одну руку к краю раны, и я увидел, как от его ладони пошло плотное, золотистое свечение. Его «Искра» была невероятно мощной, как раскаленный металл. Он пытался силой своей воли «сжать» сосуды, остановить кровотечение!
Мы лихорадочно работали, пытаясь остановить этот кровавый потоп, но это было все равно что пытаться заткнуть пальцами сотню дырок в прорвавшейся плотине. Кровь шла отовсюду.
— Пульс сто сорок! Давление шестьдесят на ноль! У нас гемодинамический коллапс! — голос Артема сорвался почти на крик.
Магия Шаповалова не справлялась. Поток был слишком сильным, он прорывал его магический барьер.
— Разумовский! Помогай! — попросил он, не отрывая руки.
Он запоздал с просьбой. Я уже приложил свои руки напротив его.
— Вливаю «Искру» с другой стороны! Создаем тиски! — прокомментировал я.
Моя «Искра» была слабее, тоньше, но я направил ее узким, сконцентрированным потоком, пытаясь создать встречное давление. Наши два потока — его мощный, давящий, и мой — тонкий, но острый, как скальпель, — встретились внутри пациента, пытаясь сжать невидимую губку, из которой хлестала жизнь.
— ТАМПОНИРУЕМ! НЕМЕДЛЕННО! — рявкнул Шаповалов. — Салфетки, быстро!
Мы работали слаженно, как единый механизм, пытаясь остановить этот багровый потоп. Салфетка за салфеткой, зажим за зажимом. Но кровотечение было диффузным, оно шло, казалось, отовсюду.
— Двуногий! Это ненормально! Это совершенно ненормально! — Фырк в панике метался по операционной у меня в голове. — Ткани не должны так себя вести! Тут что-то совсем не то!
— Переливание! — крикнул я, не слыша его. — Нам срочно нужна кровь! Первую группу, резус-отрицательную!
— Уже начали! — откликнулась откуда-то сбоку медсестра.
Минуты тянулись как часы. Салфетка за салфеткой, пропитавшись кровью, уходили в рану. А мана таяла на глазах. Сил совсем не оставалось, когда, наконец, после пятой или шестой итерации, темп кровотечения начал замедляться.
— Давление… давление стабилизируется, — с трудом выдохнул Артем. — Семьдесят на сорок… восемьдесят на пятьдесят… Жив. Пока.
— Зашиваем то, что есть, поверх тампонов, — тяжело дыша, решил Шаповалов. — Быстро. Потом будем разбираться. Вторая ревизия через сутки.
Мы экстренно, широкими стежками, ушили брюшную полость, оставив в животе дренажи и пачку тампонов. Кулагина, состояние которого удалось стабилизировать на критически низкой отметке, повезли в реанимацию.
В предоперационной Шаповалов сорвал с лица маску и, тяжело дыша, повернулся ко мне. Его лицо было багровым.
— Что это, черт возьми, было, Разумовский?!
Глава 2
— Атипичная сосудистая реакция, — я снял перчатки, спокойно раскладывая в голове версии. — Возможно, скрытая коагулопатия, которую не показали стандартные тесты. Или сосудистая мальформация в стенке кишки.
— При язве такого быть не должно! — он шагнул вплотную. — Пациент чуть не умер у нас на столе!
— Это могла быть злокачественная опухоль, — тихо сказал Артем, который вошел следом. — Разваливающаяся, проросшая в сосуды.
— Биопсия до операции была чистая, — напомнил я. — Но я взял несколько образцов тканей во время вмешательства. Отправим на экстренную гистологию, она покажет точно.
— Биопсии могут ошибаться, — Шаповалов устало потер лицо. — Черт. Ладно. Все, нужен срочный консилиум. Немедленно. А ты, — он в упор посмотрел на меня, — лично проследи за ним в реанимации. Каждые полчаса мне докладывать.
Он развернулся и, хлопнув дверью, вышел.
— Двуногий, — Фырк уселся на ближайший монитор, чувствуя как я напряжен от этой ситуации. — Давай я нырну в него. Очень внимательно всё посмотрю. Что-то здесь совершенно нечисто.
Ситуация была сложной, почти катастрофической. Но паниковать не было ни времени, ни смысла. Нужно было хладнокровно найти причину. И устранить ее.
Когда за Шаповаловым с грохотом захлопнулась дверь, в холодной, стерильной предоперационной повисла тяжелая тишина. Было слышно лишь, как монотонно гудит вентиляция да капает вода из крана. Мы остались вдвоем с Артемом.
Он медленно стянул с лица маску, затем снял очки и принялся методично протирать их стерильной салфеткой. Судя по всему, это была его нервная привычка — способ привести мысли в порядок после стресса. Некоторое время он молчал, сосредоточенно глядя на стекла, а потом, так и не надев очки, повернулся ко мне.
— Знаешь, Илья, я в анестезиологии уже пять лет, — наконец заговорил он тихим, почти академическим голосом. — Видел всякое. Но такого, как сегодня, — никогда. Я сейчас прокручивал в голове весь ход наркоза… И вот что странно. Давление у него начало падать еще до того, как открылось массивное кровотечение. Сначала медленно, потом все быстрее. Это… это не укладывается ни в одну из известных мне логических схем.