Такой оборот речи вызвал у Джоны возражения — впрочем, довольно слабые. Он позвонил Белзеру в первую очередь затем, чтобы рассказать ему о DVD, но теперь уже сам толком не знал, стоит ли рассказывать.

— Прошлой ночью я забаррикадировался у себя в квартире…

— Черт, Джона, с ума, что ли, ты сходишь?

— Я до смерти ее боюсь.

Молчание.

— Что ты скрываешь от меня? — спросил Белзер.

Дальше по коридору распахнулась дверь, вышли два ординатора, засмеялись, один из них сказал: «Так вот что такое куриная слепота…» Джона переждал, пока не затихнет вдали визг резиновых подошв.

— Я спал с ней.

— Чтооо? Зачем ты это сделал?!

— Она стала вдруг… приходить. Мы… ну так вышло. Понимаю, это было глупо…

— Да уж, глупо, иначе и не скажешь.

— Понимаю, но сделанного не воротишь.

— Это… — Белзер подавился. — Даже я не знаю, как это назвать.

— А это все началось, когда я сказал ей, что больше не хочу продолжать. Зря я не рассказал вам все раньше, но это было слишком личное.

— Ох.

— Простите.

— Охх… Впрочем, что тут говорить? Это свободная страна.

— Если б от звонка ей что-нибудь изменилось, я бы давно позвонил. Но это не поможет. Я пытался все объяснить ей, с глазу на глаз. К тому же я не знаю номера ее телефона…

— Посмотри в справочнике.

— Ее нет в справочнике. Я не знаю ее адреса. Ничего не знаю.

— В этом я смогу тебе помочь, — сказал Белзер. — Она сделала заявление в полиции. Погляжу, что удастся нарыть. А пока что держись от нее подальше. В следующий раз, как она появится или выкинет какой-нибудь фокус, звони девять-одиннадцать. Если тебе повезет и удастся предъявить ей обвинение в домогательстве, ты получишь свое постановление — временное постановление о защите. И если она вздумает его нарушить, это уже будет уголовное преступление. — Белзер чихнул. — Впрочем, все эти постановления — бумага, не более того.

Джона молчал.

— Мы предупредили маму и папу?

— Конечно же, нет!

— Ты — мой клиент, и я не вправе ничего раскрывать. Однако, на мой взгляд, им бы следовало знать.

— При всем уважении, Чип, хуже вы ничего придумать не могли.

— Я сам отец и скажу тебе: самые тревожные новости не так огорчительны по сравнению с тем, что родители чувствуют, когда обнаруживают, что их ребенок что-то от них скрывал. Сразу начинаешь думать, что же еще он утаивал.

— Мне двадцать шесть лет.

— Мое дело намекнуть.

— Помогите мне избавиться от нее, и они вообще ничего никогда не узнают. — Теперь, перевалив свой груз на Белзера, Джона слегка расслабился. Ему даже показалось, что он преувеличил проблему. — Не так уж все скверно, — добавил он.

— Не признавайся в этом полиции, — сказал Белзер. — А то вряд ли дождешься помощи.

— Если есть способ уладить, не привлекая власти…

— Сынок. Что творится у тебя в голове? То ты звонишь мне и порешь чушь как безумный, то все не так уж скверно. Выбери что-нибудь одно.

Джона примолк.

— Я понимаю, что ты уже дошел до точки. Так скажи мне — хочешь, чтобы я принял меры? Да или нет?

— Да.

— Вот и хорошо. Я позвоню ей, поговорю на нашем, на юридическом. Она быстренько угомонится.

Джона покачал головой, но ответил:

— Разумеется.

— Либо это тебя тревожит, и мы это уладим. Либо все не так скверно. В любом случае разберемся. Через пару дней позвоню тебе. Повеселись на День благодарения, и всем привет передавай.

Среда, 24 ноября 2004

Психиатрическое отделение, третья неделя практики

Мать старательно притворялась, будто ее не огорчает его опоздание к празднику.

— Хорошо уж, что вообще приедешь, — твердила она. — Хотя ты обещал.

— Я сказал: постараюсь. У меня работа.

— Каким поездом ты поедешь?

— Десять двадцать три.

— Сегодня?

— Завтра утром. В десять двадцать три утра.

— Ох! — выдохнула мать в трубку.

— Ну перестань.

— Вздыхать не запрещено, — возмутилась она. — Придет день, и ты завздыхаешь, когда твои дети предпочтут задержаться на работе, лишь бы поменьше времени проводить с тобой.

— Мама!

— Порой я плачу по ночам, как подумаю о моем опустевшем гнезде. Плачу, рыдаю… От сырости в спальне скоро плесень заведется.

— Готовь мне утку по-пекински, и я буду приезжать чаще.

— Touche, [22] мой дивный сынок.

Джона тревожно улыбался. Сердце слишком колотится. Он глянул в окно у пожарной лестницы, загороженное поставленным на попа диваном. Клеенчатое дно дивана уставилось на него. Он подтащил туда же стулья, прикроватную тумбочку, напоследок придвинул обеденный стол и сверху навалил все свои учебники. Вот и защита — по крайней мере, психологическая.