Это моё тело! Оно будет служить тебе.

Я предложила свою душу. Она твоя.

— И я хочу трусы!!!!!

Человек просто развернулся и ушёл...

Ему не нужно моё много раз пользованное тело, ему не нужно моя закабалённая душа.

И то и другое принадлежит не мне, а училищу. Нет у меня ничего…

Потом я рыдала стоя на коленях, не знаю, что и сколько я кричала, я помню только, что я ревела.

Но слёзы — это ничто, и ничего не значат, если я не хочу, чтобы меня выдрали, я должна взять себя в руки и пойти служить дальше, ни человек, ни эти две мерзкий Подлизы, не должны видеть моих слёз!

И никто не увидит!

Я вытерла слёзы тряпкой и побежала к остальным Подлизам.

Моё место вместе с Омегами, хоть они и не считают меня своей!

Я смотрела в пол и боролась со слезами и мне было не интересно, что говорит человек, и что говорят человеку, я тихонько плакала над своей судьбой, и последним шансом вырваться из Ада.

Меня не волновали брезгливые взгляды всех, кто рядом.

Боги от меня отвернулись, мне нет жизни, мне нет смерти. Мне осталось только длить, весь срок моего никчёмного бытия.

Но я Вас успокою читатели долго я Вам мешаться не буду. В Армии срок жизни у нас, не больше шести лет.

Жаль только одного я сдохну на дальней заставе, так и не увидев маму, сестрёнку и братика, и старую няню.

До меня донеслись страшные слова:

— Я буду драться под покровом Омегарджгхана пусть он судит нас по Кодексу «Отверженные Души»! голоухий! Один из нас уйдёт отсюда Омегой, или погибнет.

— Готовься к позору и смерти человек!

Глава 5.

Последствия.

Волчий мир. Республика Нассау. Краснореченское Военное училище.

Тренировочные корты.

— Омегарджгхан! Яви приговор Суда Богов!

И Бог ответил…

Я ощутил, как незримые остальным глаза, два кошачьих зрачка висящие в кроваво красной пустоте обратились на меня, я понял своим нутром.

Блин мужики, ну не могу я толком описать. Хрен знает, как сказать, когда Боги тебе являют свою волю. Просто я понял, что выиграл и всё.

Крик, крик от которого вздрогнул весь строй. Крик, исполненный не боли – отчаяния.

Я очнулся от наваждения. Голая волка каталась по земле, будто её жгло невидимое пламя. Она колотила кулаками по земле, в припадке отчаяния.

Потом охватила голову села на колени и завыла на одной ноте, по волчьи горько, страшно, неизбывно.

Я победил. Можно выплёвывать яд, но вот только радости от победы почему-то нет.

Волку жалко. Теперь мне её жалко.

— Секундант приведите в порядок Поединщика! — величественно призвал к порядку Жрец.

Пацан, такой же курсант, только чуток постарше моего, подойдя с замаха нанёс ей пощёчину.

— Дрянная шавка. Побирушка подзаборная. Ты опозорила нас всех перед человеком. — плюнул в лицо оскорбления секундант.

Волчица упала плашмя на землю и тихонько заскулила как побитая собачонка. Парень наступил ей на голову и прижал к земле.

Вся в земле, и каких-то листьях, и травинках, в поту, голая, ничего не было в ней от той сильной волчицы что вышла на бой. Мне стало мерзко, и я отвёл глаза.

— Бог Омегарджгхан явил свою Волю! В Поединке победил Хи, человек, Аауксель! В Поединке проиграл Альфа, Волк, Актаре из Клана Сердце Леса! — Жрец громко во всеуслышание объявил результат.

Я обвёл глазами строй на лицах всех читалось удивление, кроме конечно Директора. Снежный волк нацепил на себя маску «Арийского бесстрастия», не один мускул на его резких чертах лица не дрогнул.

— Поединок завершён! — Жрец пошёл к остальным.

Его уже ничего не интересовало, ни судьба девчонки, ни мой триумф. Сволочь он! Только хрен ты от меня отделаешься.

Я не стал хвататься за шпагу, просто подошёл к волчице, прямо в шёлковых панталонах опустился на одно колено, поднимаю её за волосы, она безвольной куклой не сопротивляется мне.

Её лицо в слезах, соплях и чёрной земле.

— Ты гадёныш сделал её такой, именно ты тварь во всём этом виновен. Ты стравил нах, нас на пустом месте. Посмотри ей в лицо, урод! Запомни её такой! Пусть она тебе каждую ночь снится…

Я орал помню ещё много чего, маты в вперемешку с угрозами, а он просто шёл не оборачиваясь, толпа курсантов расступилась перед ним как перед прокажённым, которого никто не трогает, и даже тень его не дотронется до приличного человека.