– Где наш молодой? Ага, голову ему держите – совершенно без предупреждения в мой полуоткрытый рот вливается ракетное топливо, никак иначе я эту жидкость назвать не могу. Стакан в меня влили, не меньше. От неожиданности я делаю глоток и тут же захожусь в мучительном кашле, из глаз ручьем льются слёзы.

– Дурак ты что ли Митрич?! Ну куда ты в него сразу всё залил?! Видишь, не зашло ему, только продукт переводим, понемногу надо было!

– А я что? Мне сказали стакан, я стакан и принёс! Да чего тут пить то? Ой ё! Я же его не разбавил! Бля… – сокрушается какой-то там мудак по имени Митрич – это что же получается, почти фанфурик в него вошёл? Ну и горазд же наш третий штурман пить, даже не поморщился почти. Уважаю! Ну ладно, дальше вы сами, ужин сам себя не приготовит.

А между тем в моей голове стремительно развивались события, вызванные алкогольным отравлением. Вот мне стало хорошо и приятно, вот появились первые приятные образы, а тело расслабилось, тут же прилетел Рембо на своём вертолёте и меня сильно замутило и чуть опять не вырвало, а потом наступила спасительная темнота. Ну и приснится же такое!

Голова раскалывается с перепоя, жёсткая и узкая койка под моей спиной раскачивается так, что я едва не вываливаюсь со своего странного ложа, что конечно же не добавляет мне приятных ощущений, на меня напал жёсткий «бодун» и никак не хочет отпускать. Я открываю глаза, перед моим носом, буквально в нескольких сантиметрах над головой, стальной потолок, покрашенный в белый цвет. Тусклая, почти желтая лампочка болтается в треснувшем плафоне, на расстоянии вытянутой руки. Мой левый бок упирается в что-то жесткое и холодное. Я с трудом скашиваю вниз глаза, передо мной как на ладони открывается тесный кубрик, почти шкаф, и я лежу в нем на верхней полке двухэтажных нар, кроватями эти устройства язык не поворачивается назвать.

Это где это я? А чего это я вообще вчера так напился? Что за повод был? Ничего не помню, хоть убей. Да уж, никогда я ещё так не нажирался, чтобы очнуться неизвестно где и ничего не помнить. Впрочем, судя по всему, я до сих пор пьяный почти в умат. Пора немного притормозить, наверное, так и до белой горячки недалеко. Но вопрос остаётся открытым, где я сейчас мне совершенно не понятно. Слезть бы с этой пародии на кровать, только вот как? Тут и сесть то невозможно, чтобы потом спрыгнуть вниз, да и на живот перевернуться, а потом потихоньку спустить ноги, наверное, не получится, та железная хрень, что упёрлась мне в правый бок, это ограничитель, и только он сейчас не даёт мне свалится вниз – качка просто сумасшедшая. Качка?

Не понял, я что на корабле? Перед глазами в сумасшедшем калейдоскопе промелькнули события минувшей ночи. Твою мать! Нас же японский китобой раздавил к чертовой матери. Борке точно звезда, я хорошо помню, как стальной трос рассёк ему лицо! Это получается меня выловили и спасли? А Ленка? А моя лодка? Да к каким херам собачим лодка! Нас же получается спалили и один из нас стопроцентный труп!

Я застонал от осознания ужаса произошедшего. Я в нахимовском училище учился, и нам хорошо вбили в мозг, что капитан, даже если и маломерного судна, всегда и во всем виноват, если случаются какие-то происшествия на борту. А я капитан и есть, лодка моя, я ей управлял. Звезда мне, к гадалке не ходи! Интересно, отец сможет меня вытащить и из этой задницы? Помнится, с ментами, когда меня ловили пьяным за рулем, он лихо разбирался. Денег и связей у него хватает, возможно в родном городе у него и получится, только вот я похоже совсем не в городе, я мать его на корабле!

Неужели меня японцы выловили и в карцер на своём судне заперли? Эти могут. И если меня доставят в Японию и будут судить там, мне отец точно помочь не сможет. Вряд ли он каждую пятницу бухает в сауне с японскими прокурорами и судьями так же, как и во Владивостоке.

Как слезть с койки я догадался через несколько минут мучительных попыток. Оказывается, ограничитель закрывал не всю койку, а только ту половину, где лежала моя голова и туловище, ноги же были абсолютно свободны.

Я с трудом сполз на холодный пол и застыл не зная, что мне делать дальше, я был абсолютно голый, а моей одежды нигде не наблюдалось. Шкаф он и есть шкаф, тут с трудом одному можно развернуться, а койки две. Я знал, что япошки не прихотливы, но как тут двоим то жить? Если кто-то стоит на полу, второй должен лежать или выйти. По-другому тут никак.

Всё бы ничего, но ссать мне хочется просто нестерпимо, а в этой ходящей ходуном тюрьме, гальюн почему-то не предусмотрен.

Увидев на нижней койке брезентовую штормовку, я накинул её на своё голое тело, и попытался открыть дверь. На удивление у меня это получилось с первой попытки, хотя пару раз я чуть было не упал, от ходящей ходуном под моими ногами, палубы. Так, я не заперт, это уже хорошо, теперь бы гальюн найти.

Я сделал шаг вперед, и оказался в полутемном, тесном коридорчике. На той палубе, где была расположена каюта из которой я вышел, было всего четыре двери. Чем больше я открывал дверей, тем больше я убеждался что я в музее, что-то на подобии крейсера Авроры, только в миниатюрных размерах. Это старинное судно – точно пароход. Пахнет дымом. На правом борту дверь одна, это явно каюта капитана: кабинет, совмещенный со спаленкой, и душевая с санузлом азиатского типа; по левому борту лобовая каюта была заперта, вторая же каюта, была один в один копией моей временной тюрьмы. Тряхнув головой, отгоняя наваждение, я наконец-то догадался взглянуть в маленький иллюминатор, который увидел в капитанской каюте.

Судно было низкими, его заливало, как подводную лодку, даже при небольшой волне. Совсем скромного размера, величиной с прогулочный катер, метров, наверное, сорок длиной. Но не это меня поразило, в иллюминаторе я четко увидел гарпунную пушку.

Старой конструкции пушка, установлена на баке, возле неё стоял мужик в брезентовой штормовке и шапке ушанке и чистил её банником. С правого борта, прямо из воды выглядывал хвост огромного кита, притянутый тросом к кораблю. Прямо передо мной торчала фок-мачта, и на самой её верхушке, в «вороньем гнезде» сидит человек.

Судно приближалось к огромной плавбазе. В тупо срезанной корме виднелось огромное отверстие с наклонным полом. Это слип для подъёма китов на палубу, догадался я. Над слипом, во всю корму, огромными буквами были написаны два слова: «Алеут» и «Владивосток». На юте развивался флаг страны принадлежности этого плавучего завода – красный флаг с серпом, молотом и пятиконечной звездой, флаг Советского союза!

Позади меня скрипнула несмазанными петлями железная дверь и я обернулся на шум. В проёме стоял молодой парень, в ватных штанах, ватнике, валенках и с шапкой ушанкой на голове, с круглыми глазами и открытым от удивления ртом он смотрел на меня. В руках мужик держал большой тюк с чем-то мягким, но довольно объемным. Я же уставился на него с ни меньшим удивлением. Это что тут за ретро-пати?