…За время нашего отсутствия рубаки, оставленные охранять заимку, успели сколотить гроб, уложить в него покойного сторожа, прозвище которого вызвало у меня зубовный скрежет, выкопать могилу недалеко от опушки и т.д. Поэтому мы прямо с корабля отправились на похороны. Да-да, все, включая Петра Семеновича: он, несмотря на молодость, чувствовал себя полноправным представителем главы рода и вел себя достойнее некуда, то есть, без каких-либо колебаний подошел к покойнику, лежавшему в домовине, произнес не очень долгую, но прочувствованную речь, пообещал позаботиться о его семье и первым кинул горсть земли в довольно глубокую яму.

Он же провел и недолгие поминки — сел во главе стола, выставленного во двор заимки, помянул погибшего добрым словом, дал высказаться каждому из своих людей и… попросил сказать пару слов меня.

К этому времени я невольно выяснил, что усопший, уйдя из жизни, оставил сиротами трех дочерей и сына, поэтому выложил на столешницу две пятисотрублевые банкноты и, страшно заикаясь, заявил, что считаю должным помочь детям личности, еще раз доказавшей, что верность присяге рождает героев. К моему удивлению, любимая поговорка преподавателя по тактико-специальной подготовке «зашла» далеко не всем: если Докукин-младший, его дядька, маги-телохранители и четверо рубак постарше согласно кивнули, то большая часть воинов в возрасте от двадцати до тридцати лет в самом лучшем случае ощутило недоумение. А Лягух с Ефимом вообще пропустили мои слова мимо ушей, ибо пожирали алчными взглядами заветные бумажки.

Кстати, эта парочка, сменяя друг друга, крутилась неподалеку от меня и следующие полчаса. К примеру, первый подпирал стену бани

все время, пока я сидел на завалинке и ждал команды выдвигаться к пристани. А второй даже дернулся следом, когда решил, что я собираюсь посетить бревенчатый туалет. И разок «подколол» — «удивился», что я не снимаю «котомку», и сообщил, что у них не воруют.

Я, естественно, не поверил, поэтому держался настороже до тех пор, пока не взошел на борт «Ласточки», продолжавшей молотить дизелем. Да и потом особо не расслаблялся — отошел от трапа метров на десять, прислонился к стене надстройки и получил море удовольствия от наблюдения за сценкой «Внук главы наследника рода оказывает особое доверие самым компетентным воинам сопровождения…» Хотя вру: первая половина этого спектакля почти не зацепила. Да, уродцы последовательно прошли все пять стадий принятия неизбежного, но старательно держали лицо даже тогда, когда спешно карябали записки «для родных» конечностями, непривычными к такой деятельности. Зато чуть не рассмеялся в голос, увидев реакцию на «обычное» требование Петра Семеновича:

— Давайте их сюда: я передам ваши каракули лично…

А потом двигатель «Ласточки» натужно взвыл, и она, замолотив винтом, с огромным трудом потянула вверх по течению не только себя, но и боевой трофей, Лягух с Ефимом остались на пристани, а я пошел навстречу паранойе и перебрался на корму. Ждать неприятных сюрпризов типа прилета стрелы с еще одной запиской.

«Дежурил» порядка часа, активировав сумеречное зрение и практически не отрывая взгляда от берега, с которого ее теоретически могли выпустить. А потом ко мне подошел Докукин-младший и загрузил своими проблемами:

— Я зол, как цепной пес: во время допроса пленного иллюзиониста дядька Ждан выяснил, что на Левашовых работает то ли трое, то ли четверо членов нашего рода! Повторю еще раз: не Слуг рода, не наемной рабочей силы, а моих единокровных родичей!!!

— О-о-он м-м-мо-мо-о-ог с-с-ска-а-азать н-н-не-е-е…

— … неправду? Дабы заставить нас искать врагов среди своих же людей? — спросил парень, дождался подтверждающего кивка и отрицательно помотал головой: — Нет, Еремеич в этом деле дока, так что сведения верные. Плохо только то, что пленный не знает ни одного имени.

— Д-д-для н-н-не-е-екото-о-орых д-д-де-е-еньги…

— … это все? Да, ты прав! — вздохнул он, с хрустом сжал кулаки, секунд пять-семь невидящим взглядом пялился в ночную тьму, которая мне казалась сумерками, а затем желчно добавил: — Знаешь, а ведь я не удивлюсь, если вдруг окажется, что предателями окажутся и Ефимка с Лягухом. Ведь они за деньги сделают все, что угодно! Так, стоп: а ведь о том, что меня, наконец, решили отправить на заимку, они узнали одними из первых! Что им мешало продать эти сведения Левашовым?!

Разжигать в нем костер недоверчивости я не собирался, поэтому пожал плечами. Но парень счел этот жест знаком поддержки и криво усмехнулся:

— А ведь эти твари своего уже добились: я подозреваю всех и вся, готов вцепиться в глотку всем, кроме деда, отца, матушки и дядьки Ждана, вряд ли удивлюсь даже выстрелу в спину и делюсь своими сомнениями с добытчиком Искр, которого знаю всего несколько часов…

…После полуночи маги-телохранители, наблюдавшие за нами издалека, увели своего подопечного отдыхать. После их ухода я какое-то время страдал из-за того, что не достану до бронекатера-перевертыша, идущего в кильватере, одним рывком, а потом перестал тратить время на ерунду, посмотрел на небо, медленно, но уверенно затягивающееся низкими облаками, и ушел в каюту, в которой после возвращения с «охоты» на кораблик Левашовых оставил три вещмешка с мелкими трофеями.

Первым делом, конечно же, прибавил яркость керосиновой лампы, выдвинул ящик шкафа, встроенного в стену, проверил сторожки и ничуть не удивился, обнаружив, что дверь открывали, а из вещмешков позаимствовали какую-то часть личных вещей Левашовых.

Но самое ценное — деньги, палочка-тестер и чем-то понравившийся кованый нож — я предусмотрительно переложил в свой рюкзак, поэтому мысленно пробормотал «У нас не воруют…», кинул его на кровать и принялся готовиться ко сну. Для того, чтобы обезопасить себя от ночных визитов, забил в щель под створкой, открывавшейся внутрь, сразу два деревянных клина, заботливо вырезанных из полена после поминок. Потом в том же самом стиле заблокировал крошечный иллюминатор, через который, по уверениям буйствующей паранойи, ко мне могли закинуть, к примеру, рыболовный крючок на леске и украсть «однодневку». И лишь после этого позволил себе раздеться, лечь и провалиться в сон без сновидений.