Женщина напряглась от его прикосновения, распахнула глаза, и они тут же расширились от ужаса.

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо… — прошептала она.

— Я не причиню тебе вреда, — пообещал Кельсер. Онемение внутри словно… дрогнуло. — Пожалуйста. Кто ты? Что здесь происходит?

Женщина просто уставилась на него. Он потянулся было к веревкам, чтобы развязать, но она поморщилась, и он замешкался.

Послышался сдавленный звук. Глянув в сторону, Кельсер увидел другую женщину — постарше и солиднее. От побоев на ней не было живого места, но взгляд казался не столь безумным, как у молодой. Кельсер подошел к ней и вытащил кляп.

— Пожалуйста, освободи нас, — произнесла женщина. — Или убей.

— Что это за место? — прошипел Кельсер, распутывая веревки на ее руках.

— Он ищет полукровок, — ответила женщина. — Чтобы опробовать новые металлы.

— Новые металлы?

— Не знаю. — По щекам женщины струились слезы. — Я просто скаа, все мы. Я не знаю, почему он выбрал нас. Он говорит о металлах… неизвестных металлах. Вряд ли он в своем уме. То, что он творит… по его словам, они хотят пробудить в нас алломантию… но, мой лорд, во мне нет благородной крови. Я не могу…

— Тише, — сказал Кельсер, освобождая женщину.

Какое-то новое чувство прожигало тугой клубок онемения в душе. Похожее на гнев, который он испытывал, но другое. Нечто большее. Это чувство вызывало слезы, но при этом согревало.

Освобожденная женщина уставилась на свои руки: веревки стерли запястья до крови. Кельсер повернулся к остальным беднягам-пленникам. Большинство очнулись. В их глазах не было надежды, они просто тупо смотрели перед собой.

Да, новое чувство.

«Как можно жить в таком мире? — подумал Кельсер, переходя к следующему скаа. — В мире, где творится такое?»

Страшнее всего в этой трагедии то, что подобные ужасы обыденны. Со скаа можно не считаться. Никто их не защитит. Всем плевать.

Даже ему. Большую часть жизни он не обращал внимания на подобную жестокость. О, он притворялся, что ведет борьбу, но на деле лишь обогащался. Все планы, все аферы, все его великие замыслы — все ради него, его одного.

Он освободил еще одну пленницу, молодую темноволосую женщину. Она походила на Мэйр. Избавившись от веревок, женщина просто свернулась клубочком на земле. Кельсер стоял над ней, физически ощущая свое бессилие.

«Никто не борется, — подумал он. — Никому и в голову не приходит, что можно бороться. Но они неправы. Мы можем бороться… я могу бороться».

В комнату вошел Джеммел, по-прежнему что-то бормоча, и мельком глянул на скаа, словно и не заметил. Не успел он сделать и пары шагов, как из лаборатории раздался крик.

— Что здесь происходит?!

Кельсер узнал голос. Именно этот голос он никогда не слышал, но узнал надменность, самоуверенность, презрение. Он поймал себя на том, что поднимается, протискивается мимо Джеммела и возвращается в лабораторию.

Посреди лаборатории стоял мужчина в дорогом костюме и белой, застегнутой на все пуговицы рубашке. Короткая стрижка и костюм, скорее всего, доставленный из Лютадели, — по последней моде.

Мужчина властно воззрился на Кельсера. И Кельсер понял, что улыбается. По-настоящему улыбается, впервые после Ям, после предательства.

Фыркнув, лорд Шезлер вскинул руку и толкнул в Кельсера монету. В тот же миг ее толкнул и Кельсер. Обоих отбросило назад, и Шезлер от удивления выпучил глаза.

Кельсер врезался в стену. Шезлер оказался рожденным туманом. Не важно. В душе вскипел новый гнев, даже когда Кельсер усмехнулся. Гнев горел подобно металлу — неизвестному, великолепному металлу.

Кельсер способен бороться. И будет бороться.

Аристократ сорвал и бросил на пол свой пояс с металлами, выхватил дуэльную трость и прыгнул вперед, двигаясь с невероятной быстротой. Кельсер воспламенил пьютер, затем сталь и толкнул инвентарь со стола в Шезлера.

Зарычав, Шезлер вскинул руку и отшвырнул несколько предметов. Силы Кельсера и его противника снова схлестнулись, и обоих отбросило в противоположные стороны. Шезлер ухватился за стол, отчего тот зашатался. Разбилось стекло, посыпались на пол металлические инструменты.

— Ты хоть понимаешь, сколько все это стоит? — прорычал Шезлер и, опустив руку, подошел ближе к Кельсеру.

— Твоей души уж точно, — прошептал Кельсер.

Шезлер подошел вплотную и ударил Кельсера тростью. Тот отскочил. Карман дернулся, и Кельсер оттолкнул монеты, как раз когда их толкнул Шезлер. Еще секунда — и они бы пронзили живот Кельсера, однако вместо этого прорвали карман и понеслись к стене.

Задрожали пуговицы куртки, хотя они были лишь покрыты металлом. Кельсер сорвал куртку, избавляясь от последних крупиц металла.