Не стану я ни о ком ничего упоминать – не хочу делать им столько чести.

В любом случае записки самоубийц читают лишь некоторые их близкие и несколько слуг закона, до дальнейшего обнародования текст редко доходит. Хотя для тех, кому нужно больше внимания, есть целое поле для этого – интернет. Прощальные слова вываливают на свои странички в соцсетях, шокируя близких и засоряя ленту новостей тех, кому на тебя наплевать. И после жизни остается твой электронный мемориал, с нелепыми фотками и обрывками мыслей по настроению.

Соцсети подарили нам наших суррогатов. Многие, вместо того чтобы покончить с собой, просто удаляют свои странички. Вот так – щелк! – и тебя как бы не стало. Ребячество. А потом, конечно же, вновь их восстанавливают. Чудесное цифровое воскрешение. Так можно хоть сто раз прощаться с миром, вот только депрессию ликвидацией мультимедийного суррогата не вылечить.

Толку в интернет-прощаниях немного, эти записи всё равно распылятся как и все современные новости: от сенсации до полного забвения день-два – до всплеска такой же, только новой пустышки.

Поэтому, если кто-то хочет почитать чего-нибудь нетривиального, пусть идет в библиотеку, возле моего мертвого тела ничего читабельного не найдется. И заезженных цитат с моим фото поисковик не выдаст.

Всё, что могло быть сказано, уже сказано. Всё, что не сказано, понятно без слов.

Мое решение твердо и безоговорочно.

Осталось полдня.

У меня уже всё готово. Так что неожиданностей не будет. А то я наслышана, как это бывает. Наслышана, потому что прислушивалась.

А большинство поступает опрометчиво.

Например, 80 % самоубийц вешаются. И часто с помощью того, что оказалось под рукой: шарфа, чулок, поясного ремня, провода, порванной простыни, но многие – обычной веревки, купленной в магазине рядом с домом. Это те, кто заранее тщательно готовятся – как я.

Всегда удивлялась, неужели эти веревочники делают тот мудреный спиралевидный узел, какие всегда бывали раньше на виселицах. Или все-таки не заморачиваются и тупо вяжут простой, какой умеют? А потом забираются на гребаный табурет и сбивают его ногой.

И что? И зачем это? Неужто неясно, что начнется потом?

Почему-то не предается огласке, что у висельника вываливается синий язык, глаза вылезают из орбит, что смерть может и не наступить сразу, а стоять рядом, поигрывая косой и поправляя капюшон, и поглядывать, как повешенный долго мучается в судорогах, да еще и обделывается в штаны – ага, об этом тоже говорить как-то не принято.

Нет, это не мое. Хоть и крайне надежный способ, но уж слишком страшный. Почти такой же, как самосожжение. Не.

А 10 %, которые предпочитают отравление, видимо, тоже не в курсе, что яды – это мучительная смерть, и порой очень долгая. Если тебя, конечно, не стошнит и ты не сблюешь весь принятый флакон разноцветных таблеток, от которых рассчитывал уйти по волшебной радуге в счастливой эйфории. Отравление самый частый способ неудавшейся попытки наложить на себя руки. А потом врачи отрежут тебе полжелудка, полпищевода и две трети кишок, а ты сиди и соблюдай теперь диету, фитоняшка.

У нас, в России, как никакие другие самоубийцы в мире, еще и используют для этого дела уксусную эссенцию. Она всегда валяется где-то на полочках – думаю, в этом и кроется секрет ее популярности в стране. Это же настоящий русский яд. Часто выступающий как планомерный исход всеобщего русского недуга – хандры. И держится этот рецепт смерти на сарафанном радио – раньше регулярно доходили вести оттуда-отсюда, мол, то та тетка, знакомая друга, выпила ее и успешно померла, то та сестра коллеги соседа тоже удачно финишировала.

И опять-таки невыносимую болезненность самой процедуры молва не доносит. А ведь уксусная кислота моментально прожжет и рот, и пищевод, и желудок. Глотку проберет такой жуткий спазм, что не факт, что сможешь выпить смертельную дозу. Организм изнутри разъест к чертям, и уже потом врачи будут бороться за твою никчемную жизнь, которую ты продолжишь инвалидом.

Вот и нечего романтизировать дурацкие объедания горстями пилюль непонятно от чего. И уж тем более всякое едкое пойло.

Нет, это не мое. Я ненавижу блевать. Мне кажется, будто мое лицо выворачивается наизнанку через рот. Уж проще застрелиться.

Стрелков, правда, не очень много, процента три. Это потому что оружие мало у кого есть. А у кого есть, тот хоть раз в жизни об этом задумывался. Да, легко. Да, быстро. Но опасность всё же остается: что, если в последний момент рука от дрожи немного перенаправит дуло и пуля реально снесет тебе пол-лица, но только ты останешься жив? Не попадешь куда надо? Челюсть отвалится на полметра, словно у разбитой чревовещательной куклы. Глаз повиснет на кровавой ниточке. Адский гул в ушах. И твое тяжелое дыхание – будто через тонкую трубочку.