Заинтригованный волхв последовал за старым другом. Дверь в нужный кабинет открылась, и Грац сделал приглашающий жест рукой. Хмыкнув, Остромиров вошёл в помещение и...

Тихий шёпот, змеёй вползающий в уши, непонятный, неясный, заставил напрячь слух, чтобы понять смысл, но даже тренированное ухо не могло различить ни единого слова. А в следующий миг в комнате словно сгустилась темнота и пространство поплыло. Стены пошли волнами, будто состояли из воды и в них кто-то бросил камень. Непрерывные искажения захлестнули комнату, а потом всё вокруг завертелось и шёпот превратился в оглушающий крик. Волхв рухнул на колени, а в следующий миг его лицо обожгла мощная пощёчина, отвешенная Грацем.

– Ну, Ружана!
– Прохрипел Вышата, медленно приходя в себя.
– Я тебе покажу "совершенно уникального мальчика"!

Допрос о воздействии артефакта, так удачно вырубившего большую часть напавших на лавку бандитов, я пережил без потерь и даже, в какой-то мере с прибытком. В том смысле, что насевший на меня после пережитого на своей шкуре воздействия созданного мною приборчика, Остромиров, в начале беседы давивший, словно следователь на допросе, довольно скоро успокоился и даже расщедрился на объяснения причин своего гнева, в первую минуту нашего разговора, чуть не размазавшего меня по ближайшей стенке. Но все претензии были сняты, когда мы на пару с Всеславом Мекленовичем объяснили суть воздействия артефакта, чем и успокоил рычащего волхва.

– Прибор не воздействует на разум. Прямо, во всяком случае.
– Поддержал меня совершенно довольный Грац.
– Да, я тоже поначалу подумал о запрещённых манипуляциях сознанием, но разобрав с помощью Ерофея рисунок конструкта, ответственно могу заявить, это чистая физика... и небольшая зрительная иллюзия. И только, Вышата, слышишь?

– Подробности.
– Хмуро потребовал волхв, недоверчиво взирая на своего приятеля.

– Ерофей?
– Обернулся ко мне Грац. Я вздохнул и вызвал Бохома. Появившийся на столе перед нами, хомяк, наряженный в немецкую каску и мундир кайзеровского обер-офицера образца начала прошлого века, медленно развернул конструкт, встроенный в артефакт и застыл, удерживая работающее вхолостую воздействие.

– Рисунок довольно прост.
– Пустился я в объяснения.
– Сам конструкт был взят мною из набора авиаторов и несколько переработан. Это воздействие, позволяющее лётчику всегда чётко осознавать, где верх, где низ и снижающее инерцию вестибулярного аппарата. Особенность конструкта в том, что он воздействует непосредственно на эндолимфу, утрикулюс и, частично, на саккулюс. Я чуть перестроил воздействие, так что при его активации, во внутреннем ухе начинается процесс аналогичный тому, что происходит, если раскрутить человека на карусели, а потом резко остановить. Иначе говоря, попав под действие артефакта, любое животное или человек теряет ориентацию в пространстве. Правда, пришлось отказаться от некоторых элементов безопасности, из-за чего воздействие раздражает ещё и слуховой аппарат. Ну а что бы конструкт был более эффективным, я подключил небольшую зрительную иллюзию, искажающую видимое целью воздействия изображение, в противном случае, у людей тренированных эта манипуляция не вызвала бы ничего кроме кратковременного приступа морской болезни.

– Насколько кратковременного?
– Спросил Вышата Любомирич.

– Пара секунд, может чуть больше. Зависит от степени тренированности цели воздействия.
– Пожал я в ответ плечами.

– И никакого влияния на разум?
– Уточнил отчего-то весьма обеспокоенный волхв. Но хоть злиться перестал.

– Уверяю, Вышата. Только физика.
– Ещё раз подчеркнул Грац.

– Интересно.
– Задумчиво протянул Остромиров.

– А в чём проблема с воздействием на разум?
– Спросил я. Профессор и волхв переглянулись, а у меня появилось ощущение, будто они ведут какой-то безмолвный диалог. Наконец, после недолгой игры в гляделки, Грац кивнул своему приятелю и тот тяжело вздохнул.

– Видишь ли, Ерофей...
– С неуверенностью, которой за всё время нашего пока недолгого знакомства, я ещё никогда не замечал за волхвом, заговорил Остромиров.
– Ментальные манипуляции не зря зовутся именно так. Основой, точнее, источником любого воздействия, является разум человека, искажающий определённую часть ментального поля, частью которого он сам и является. И как ты должен понимать, именно поэтому, разум уязвим перед воздействиями куда больше, чем любой материальный объект. Более того, до некоторого, достаточно недавнего времени, существовало целое направление в менталистике, изучавшее такие воздействия.

– "Мозголомы".
– Пробурчал Грац и, поймав мой недоумённый взгляд, пояснил, - люди, чьей профессией... или хобби, стало создание конструктов влияющих на разум человека, его чувства, память и личность.

– То есть... чтение мыслей, внушения, подмена памяти...
– Меня передёрнуло от отвращения.

– Именно.
– Сухо ответил волхв.

– Собственно, эта ветвь естествознания существует и сейчас, но вот уже пятьдесят лет она находится под жёстким контролем государства.
– Продолжил вместо приятеля профессор.
– Незаконное занятие этим видом манипуляций, гарантирует виновному смертную казнь, в независимости от объекта и цели воздействия.

– Поня-атно.
– Протянул я. Мысль о том, что мой артефакт можно приравнять к такому воздействию, отдалась пустотой в животе и холодом в сердце. Страшно же! Тем не менее, справившись с собой, я вопросительно взглянул на Граца.
– А мой конструкт, значит, не относится к запрещённым?

– Как не удивительно, но не в большей мере, чем создаваемые тобой иллюзии.
– Развёл руками профессор.
– Здесь, Ерофей, нужно разделять прямое и опосредованное воздействие. Если бы твой артефакт туманил разум, подменял мысли и образы, то сейчас, скорее всего, мы бы здесь не разговаривали, а ты сидел бы в изоляторе Особой государевой канцелярии в ожидании скорого суда и, гарантирую, никакие объяснения о самообороне не смягчили бы твою печальную участь.