Шрифт:
— Как тебя зовут?
Она останавливается и оборачивается, показывая мне смущенное личико, на котором красуется наимилейшая улыбка...
— Розмари.
Дверь закрывается, а вместе с Розмари и уходит обида, которая покинула меня так же быстро, как и появилась.
Как и сама девочка.
Но взамен появляется что-то другое, еще больше непонятное мне, заставляющее меня...
Смеяться.
— Я влюбилась в эту девушку по уши, только вот на тот момент я не хотела признаваться в этом даже самой себе. Мне нравились все качества, которые были в ней. Она была идеалом.
После окончания моего рассказа, Мистер Франклин долго молчал, устремив свой взгляд себе под ноги, а я лишь болтала без умолку; и это, пожалуй, первый случай, когда я сама желала излить душу этому человеку, а он, по всей видимости, даже не знал, как это комментировать. По крайней мере, лишь мне так казалось.
— Но ведь идеальных людей не бывает.
— Она была моим идеалом.
– 10 -
В то время как Эдвард отправился в ближайший магазинчик чтобы купить бутылку с водой, я, несмотря на данное ему обещание не отходить от него, решилась взять с заднего сиденья замотанный в простыню портрет и вышла из машины.
Теперь передо мной стоял уже полуразваленный домишка, где прошли все самые счастливые моменты в моей жизни. Я медленно шагаю по заросшей зеленой траве, чувствуя, как внутри все затрепетало от нахлынувших воспоминаний. Зайдя в дом, двери которого уже были снесены с петель, мне пришлось закрыть нос рукавом кофты чтобы не вдыхать запах сырости, дохлятины и пыли...
Практически все вещи в гостиной были перевернуты верх дном: посуда вся была разбита, осколки которой валялись на полу, стол и книжные шкафы перевернуты, ну а телевизор, которого сейчас нет, скорее всего стырили, как и многие вещи в заброшенных Детройтских домах.
Я не нашла лучшего варианта, кроме как спрятать холст под лестницей уже давно пустующей кладовки, в которой уже ничего не осталось, кроме как шкафов с пустыми пыльными полками. Лампочка, что когда-то была здесь единственным источником света, оказалась выкручена, поэтому сейчас мне пришлось пользоваться лишь тусклым светом, что давал дисплей телефона; не густо, конечно, но мне этого было достаточно чтобы освещать перед собой пол, чтобы не споткнуться обо что-нибудь.
На самом деле, вся эта атмосфера, что царила в этом доме, больше всего походила на типичную сцену из фильмов ужасов, когда главный герой из-за любопытства, услышав шорох спускается в подвал, где на него нападает какая-нибудь нечисть. Моя фантазия просто не могла не проиграть один из этих жутковатых моментов у меня в голове, когда я поднималась вверх по ступенькам, что вели обратно в гостиную.
Может быть, папа все-таки был прав, и я действительно зацикливаюсь? Это ведь раньше был процветающий городок, а эту теплую, и дружескую атмосферу мы можем устроить и в Чикаго... Нет, я просто не могу перестать об этом думать, это невозможно.
Я продолжала светить дисплеем от телефона себе под ноги, как наткнулась на одну вещицу, что просто не могла не вызвать у меня улыбку на лице. Это был снимок, что был сделан несколько лет назад, когда родители только купили этот дом. Мама стоит в красивом летнем платье с большим букетом белых лилий в руках, папа в костюме, обнимает ее за плечи, а мы с Дастином, не с такими уж и счастливыми лицами как у наших родителей, стоим впереди, щурясь от солнца. Мое внимание просто не мог не привлечь Дастин. Он в своем репертуаре. Даже на этом снимке он с кунжутной булочкой в руке. Наверное, пора бы уже к этому привыкнуть, но мне почему-то все никак не удается этого сделать.
«Мы только что переехали в новый дом. Надеюсь, в этом квартале будет спокойнее, чем там, где мы жили раньше. К нам в гости пришли незнакомые люди, по всей видимости, соседи. На первый взгляд довольно милые и приветливые люди, женатая пара. Хотя все-таки очень интересно что они на самом деле из себя представляют.»
— Что ты там все время пишешь? — Услышав голос брата, я резко закрываю тетрадку, и, сложив ее пополам, прячу ее в маленькую розовую сумочку.
— Не твое дело, мистер-маленький-обжора. Я на тебя обижена, ты съел мои пончики.
— Ты должна со мной делиться, так мама говорит.
— Я не против...Но у тебя была своя коробка, и ты съел не только свои, но и мои пончики! Так что тебе должно быть стыдно.
— Мне стыдно.
— Правда?
— Нет. Я был голоден. И мне не должно быть стыдно, что я утолил голод твоими пончиками…