Парни переглянулись. Зубило произнес осторожно:

– Вообще-то мы еще не закончили дозор...

Шестерня отмахнулся.

– После закончите. Есть дела и поважнее, чем по окрестным тропам шастать.

Он повернулся, двинулся по проходу, ни сколько не сомневаясь, что новые знакомые пойдут следом. Так и вышло. Потоптавшись, парни покорно засеменили за ним, сперва неохотно, но вскоре догнали, пошли рядом, подсвечивая дорогу и искательно заглядывая в глаза.

Некоторое время шли молча, лишь спутники поблескивали глазами, исподволь разглядывая пришельца. Наконец любопытство переполнило. Первым не выдержал Зубило, сказал с деланным безразличием:

– Все же не понятно, как ты оказался на дальней тропе?

Словно только этого и ждал, Бегунец поспешно произнес:

– Ведь поблизости нет поселений. А там, дальше, совсем уж жуткие места.

Шестерня окинул взглядом спутников. Парни изо всех сил пытаются казаться отстраненными, словно бы спрашивают исключительно из вежливости, чтобы поддержать разговор. В попытках выглядеть бывалыми мужами, степенными и рассудительными, кривят рожи, как в их понимании, должны держаться опытные да умелые. Однако мутным глазом видно - любопытство плещет из ушей, не расскажи сейчас, отложи до деревни - не выдюжат, лопнут от нетерпения.

Взъерошив бороду, Шестерня задумчиво произнес:

– Что не знаете ближайших деревень - странно. Мы ж рядом живем, совсем недалеко. Хотя, признаться, и я о вас не наслышан. А что до того, как оказался...
– Он выдержал значительную паузу, так что спутники замерли, боясь пропустить хоть слова, закончил: - Оступился в схроне.

Зубило воскликнул в возбуждении:

– Схрон... Так ведь это могильник! А что ты делал в могильнике?

– Да, что ты делал?
– добавил Бегунец эхом.

Шестерня поморщился, сказал с некоторой досадой:

– Что делал, что делал... За порядком следил!

Парни охнули, разом отвесили челюсти. На лицах отразилось глубочайшее уважение, словно из тьмы коридора им на встречу вышел сам Прародитель - герой древних легенд. Однако вскоре Зубило нахмурился, сказал с сомненьем:

– Постой, постой, а зачем в могильнике следить за порядком? Ведь это священное место. Туда и по необходимости заходят с неохотой, не то чтобы просто так. Разве у вас по-другому?

Шестерня пожал плечами, бросил отстраненно:

– У нас также.

– Тогда зачем?
– Зубило недоверчиво прищурился.

Подчеркнуто не глядя на парня, что посмел усомниться в его словах, Шестерня холодно произнес:

– Вопрос не в том, чтобы не заходили.

– А в чем же, в чем?
– простодушно воскликнул Бегунец. Воскликнул, и замолк придавленный тяжелым взглядом собеседника.

Шестерня обвел спутников мрачным взором, глухо повторил:

– Вопрос не в том, чтобы не заходили. А в том, чтобы не выходили.

Даже в скудном свете фонаря стало заметно, как побледнели парни, вжались плечами друг в друга, замедлили шаг. Скрывая улыбку, Шестерня пригладил усы. Если парни немедленно не поднимут рассказчика на смех, его авторитет станет несокрушим. Однако спутники явно не горели желанием веселиться, наоборот, казалось, еще немного, и парни взвоют, побросав оружие, унесутся в сторону деревни подальше от нового товарища с его жуткими рассказами.

Передернув плечами, отчего доспехи жалобно скрипнули, Зубило прошептал чуть слышно:

– И часто у вас такое?

– Что именно?
– спросил Шестерня невинно.

– Ну, чтобы выходили.

– Ах это.
– Шестерня отмахнулся, словно уже и забыл о чем речь.
– Не часто. Но бывает, бывает.

Выбивая зубами едва слышную дробь, Бегунец спросил:

– И ты встречался с этими, которые выходят?

Шестерня пожал плечами, сказал буднично:

– Ну да, встречался.

Надолго воцарилась тишина. Наконец, собравшись с силами, Бегунец тоненько пропищал, словно заранее впав от ответа в ужас:

– А как они выглядят?

Шестерня скривился, сказал с досадой:

– Вот неуемные. И дались они вам. Мертвяки как мертвяки. Ничего особенного. Пожелтевшие кости, высохшая плоть, остатки доспехов. Короче, один стыд, а не мертвяки. Выползет такой из могилы, и стоит, таращит зенки, качается, не в силах шагу сделать. Приходится подбирать, складывать обратно. Да осторожно складывать, мягонько, без рывков и дерганья. Его ж тронь - рассыплется! Выбросить бы поганца - куда подальше, а нельзя. Чей-то предок. Родня расстроится, да и вообще, не хорошо это.