– Кузнец?

– Тебе что за дело?
– Шестерня в удивлении изогнул бровь.
– Ты же нас с парнями игложорам скормил.

– Еще не скормил, но скормлю, если будешь ерничать, - бросил Креномер жестко.
– Отвечай. Кузнец?

– Иглошерстни!

Крик прокатился под сводами пещеры надрывным колоколом, заставил замереть, насторожиться. Шестерня исподволь оглядел толпу. Лица напряжены, в глазах ужас, пальцы подрагивают, не то вцепляясь в незримое оружие, не то выражая страх. У кого-то на глаза навернулись слезы, кто-то шевелит губами, шепча неслышимые проклятья, или обращаясь к предкам. Чего они так боятся? Что такого страшного в неведомых тварях, что даже исполненные силы, зрелые мужи дрожат, как молоденькие девицы?

Крысы переростки, разожравшиеся и отрастившие ноги личинки каменных червей? Что такое завелось возле деревни, что жители трясутся, как камни при виде молота, возводят защитные валы, перекрывают тропу воротами? Если что-то действительно серьезное, почему не уйдут, или не позовут подмогу из соседней деревни? Ведь такие ворота да валы слизням на смех: дунь - рассыплются. Или перепившись настойки из синего мха, деревенские поголовно спятили и нужно уходить, пока от несуществующих тварей не перешли к незваным гостям? Вон, мужик, с глазами на выкате, смотрит не мигая, раз за разом облизывая пересохшие губы. Да и тот, что рядом, поигрывает рукоятью ножа, кривится в жутком оскале.

Мысли пронеслись вихрем, когда мужичина, что до того стоял ровно, вдруг воздел руки, перекосив рожу, ринулся, замахиваясь молотом. Еще немного, и тяжелое оглавье опустится, сминая плоть и кроша кости, ударит так, что мозг выплеснется на стену, а ребра высунутся из боков острыми колышками. И нечем прикрыться, некуда отступить. Охнув, Шестерня отшатнулся, влип спиной в стену. В груди похолодело, а ноги подогнулись, тело застыло, ожидая неминуемого. Однако, кузнец пронесся мимо, а миг спустя рядом грохнуло так, что заныли зубы. В пронзительном звоне металла послышалось злой визг, но тут же потонул в воплях.

Шестерня с облегченьем выдохнул, повернул голову. У ворот, закрывая телом большую часть, замер молотобоец, мышцы напряжены, руки воздеты над головой, удерживают тяжелый молот. Миг, и руки опустились, молот метнулся, с гулом разрывая воздух, пронесся за воротами, вновь застыл в высшей точке. С обоих сторон от кузнеца подпирают бывшие спутники, лица напряжены, в кулаках зажаты короткие кинжалы, что едва заметно дрожат, не то от перенапряжения мышц, не то от прорывающегося волнения.

Удар. И вновь по ушам бьет грохот. Глаз едва успевает заметить мелькнувшую с внешней стороны тень, а немного позже, ухает молот, вновь взлетает, готовясь к очередному выпаду. Однако ни рева боли, ни ошметков плоти, словно кузнец раз за разом бьет в пустоту, сражаясь с порождениями затуманившегося разума. Толпа позади замерла, лица посерели, в глазах плещется страх. Чего они боятся? От чего отмахивается этот с молотом? Что бродит вокруг деревни такого, от чего бледнеют лица бывалых мужей, а женщины оседают на лестницу в полуобморочном состоянии?

Шестерня отлепился от стены, решительно подошел к вратам, постоял, вглядываясь в окружающий сумрак. Ничего. Прикрыв глаза, обратился в слух. Тишина, лишь тяжелое дыхание кузнеца, да испуганные шепотки деревенских позади. Ни шороха лап, ни яростного шипенья, ни стонов боли. Шестерня взъерошил бороду, произнес с неопределенным выражением:

– Вижу, вы суровые воины. Обороняться против такого врага - нужна недюжинная смелость.

Молотобоец глянул неодобрительно, произнес:

– Ты напрасно усмехаешься. Наш враг действительно силен.

Шестерня покивал, произнес с убеждением:

– Конечно, конечно. О том и говорю. Кровь, ошметки плоти, подыхающие твари вокруг. Видано ли дело, супротив такого выстоять!

Зубило спросил хмуро:

– Ты нам не веришь?

– Разве ты не видел тварей?
– воскликнул Бегунец с обидой.
– Разве мы не вместе бежали от иглошерстней?

Шестерня выставил перед собой ладони, поспешно произнес:

– Да, да. Так и было. Кто бы сомневался. Только я, наверное, пойду. А вы продолжайте, продолжайте. Вижу, у вас неплохо получается. Только скажите, как к верхним ярусам пройти, чтобы сапоги попусту не топтать. Хотя... ладно, сам отыщу. А то еще пошлете куда, запотею выбираться.

Окинув взглядом врата, он дернул за рычаг, рывком распахнул врата, шагнул наружу. По толпе пронесся вздох ужаса, кто-то испуганно вскрикнул, даже кузнец отшатнулся. Перекрывая шум, прозвенел голос Креномера.

– Постой, странник!

Шестерня покосился назад, спросил нетерпеливо:

– Что еще?

– Погоди.
– Креномер доковылял до ворот, остановился в проеме.
– Ты говорил, что владеешь знаниями о металлах.

– Я?
– Шестерня вытаращил глаза.

– Тайнами превращений. Как из грубых серые камней, под действием огня и молота, создать сияющие доспехи и крепчайшее оружие.

– Я?
– повторил Шестерня, неверяще.

– Как перегнать руду в металл, как из невзрачной грязной пыли сделать достойную вещь, - не слушая, продолжал вещать Креномер.

– Это все я?
– пролепетал Шестерня оторопело.

Для очередной тирады хватанув воздуху с избытком, Креномер закашлялся, долго перхал. Наконец отдышался, протерев выступившие от напряжения слезы, бросил сердито:

– В том смысле, что ты кузнец.

Шестерня взъерошил бороду, сказал задумчиво:

– Металлы знаю, работать доводилось. Могу оружие сковать. Не так, чтобы совсем хорошее, но, с первого боя не сломится, и то ладно. Но... вообще-то я каменщик.