Ожидая прихода Джин, Рудольф взял в руки свежий номер «Уитби Сентинел» и тут же пожалел об этом. На первой полосе он увидел статью о возвращении в университет профессора Дентона со всеми инсинуациями в его адрес и высказываниями неназванных лиц, выражающих опасения в связи с тем, что его назначение может оказать на впечатлительную молодежь весьма сомнительное, губительное влияние.

– Ах, Гаррисон, ах, сукин сын! – зло произнес Рудольф.

– Что-нибудь подать, мистер Джордах? – спросил бармен, читавший газету на другом конце бара.

– Пожалуйста, еще пиво, Хэнк, – сказал Рудольф, отбрасывая в сторону газету. В эту минуту он решил, что, если ему удастся, он обязательно перекупит у Гаррисона его газету. Ничего наилучшего для города не сделать! Никаких особых трудностей не должно быть. Вот уже три года подряд газета не приносит Гаррисону никакой прибыли, и если Гаррисон не узнает, кто покупатель, то продаст ее по сходной цене. Нужно поговорить в понедельник о деталях покупки с Джонни Хитом. Он медленно потягивал пиво из кружки, стараясь выбросить из головы этого негодяя Гаррисона, когда в бар вошел Брэд Найт в сопровождении трех партнеров по игре в гольф. Рудольф поморщился от яркого апельсинового цвета штанов Брэда. Все четверо подошли к стойке. Брэд дружески хлопнул Рудольфа по спине.

– Ты что, собираешься участвовать в женском турнире?

Брэд рассмеялся:

– Природа одарила самцов более ярким оперением, Руди, а по уик-эндам я – человек природы, – и обратился к бармену: – Плачу за всех, Хэнк. Сегодня я одержал крупную победу.

Каждый заказал себе выпивку, и они сели за карточный столик. Брэд и его партнер выиграли около трехсот долларов. Брэд был одним из лучших гольфистов в клубе и всегда мошенничал. Он, как правило, слабо начинал игру, противники теряли бдительность и удваивали ставки, думая, что им попался слабак. Ну да ладно, это его личное дело. Если люди запросто расстаются с такими деньгами за один субботний день, подумал Рудольф, значит, могут себе такое позволить. Но ему было все же не по себе слушать разговоры о больших проигрышах, о которых они говорили небрежно, не придавая им никакого особенного значения. Нет, он, Рудольф, никогда не станет азартным игроком.

– Я видел на корте Джин, – сказал Брэд. – Она выглядит просто великолепно!

– Она из породы крепких людей, – ответил довольный Рудольф. – Кстати, спасибо за подарок для Инид. – В девичестве мать Джин звали Инид Каннингем, и когда Джин немного оправилась после родов, она сказала, что если он не возражает, то она дала бы дочери имя матери – Инид.

– Инид Каннингем Джордах. Мы, Джордахи, всегда хотели возвыситься, достигнуть верха социальной лестницы. Раньше три имени давали только аристократам. – Рудольф не возражал. Девочку не крестили и не собирались делать этого. Джин вполне разделяла атеистические взгляды Рудольфа или, как он сам предпочитал выражаться, взгляды агностика. Он просто заполнил в свидетельстве о рождении строчку, вписав в нее имя своей дочери: Инид Каннингем Джордах. Не слишком ли много букв для крохи, весящей всего семь фунтов на старте жизни, подумал он. Брэд подарил мисочку, блюдечко и ложечку из чистого серебра, и теперь у них в доме восемь серебряных мисочек, так что Брэд не был оригинален. Но он еще открыл на имя Инид счет в банке в пятьсот долларов. А на протест Рудольфа по поводу его расточительства он спокойно ответил: «Никогда не знаешь, когда девушке придется платить за аборт, – дети так быстро растут».

Один из партнеров Брэда возглавлял в клубе спортивный комитет по гольфу, его звали Эрик Сандерлин. Он носился со своим любимым проектом расширения и улучшения площадки для игры в гольф. Рядом с клубом пустовал довольно большой участок земли с лесом и заброшенной фермой, и Сандерлин обратился к членам клуба с предложением собрать деньги, выпустив заем, купить участок.

– Для нас начнется новая эпоха, – увлеченно говорил он. – Мы могли бы даже принять участие в турнире ассоциации профессиональных игроков в гольф. Число членов сразу бы удвоилось!

Никто в Америке, подумал презрительно Рудольф, не в силах устоять перед тенденцией что-то удвоить, вступить в новую, грандиозную эпоху. Он сам в гольф не играл. Но все же был очень доволен, что они говорили в баре о гольфе, а не об этой гнусной статье в «Сентинел».

– Ну а ты, Руди? – спросил его Сандерлин, допивая свой «Том Коллинс». – Ты подпишешься на заем?

– Я пока об этом не думал, – ответил он. – Дайте мне пару недель на размышление.

– О чем тут размышлять? – напористо спросил Сандерлин.

– Ах, старина Руди, – раскатисто произнес Брэд. – Он никогда не принимает непродуманных, быстрых решений. Если ему даже нужно постричься, он раздумывает над этой проблемой недели две, не меньше.

– Если нас поддержит такой верный человек, как ты, то тем самым окажет нам бесценную помощь, – сказал Сандерлин. – Я от тебя не отстану, Руди.

– Какие могут быть сомнения, Эрик! – ответил Руди. Сандерлин рассмеялся от слов Рудольфа, словно это была похвала в его адрес.

Он и двое игроков пошли в душ, постукивая своими острыми шипами по голому деревянному полу. В клубе запрещалось находиться в шиповках: в баре, ресторане или комнате для игры в карты, но на такое правило никто не обращал никакого внимания.

Ну, если вы собираетесь вступать в новую, грандиозную эпоху, подумал Рудольф, то придется перед входом все же снять ботинки.

Брэд остался у стойки и заказал себе еще виски. Лицо у него всегда было красным, и поэтому очень трудно различить отчего: то ли от жаркой погоды, то ли от спиртного.

– Такой видный человек, – повторил Брэд слова Сандерлина. – Все в этом городе всегда говорят о тебе, как будто ты – великан ростом в десять футов.

– Вот поэтому я и привязался к городу, – ответил Рудольф.